Его приодели. Принесли настоящий костюм, две рубашки, две смены белья, полдюжины носков и целую дюжину носовых платков! Теперь он мог за едой пользоваться ими вместо салфетки. А взамен ватника ему дали серую шерстяную куртку и бежевый плащ.
Днем его выводили на прогулку, и он радовался, разглядывая город, в котором бывал лишь в далеком детстве. Конечно, Петербург ему нравился больше Москвы, но настоящего Петербурга, который он помнил, уже давно не было.
Его даже свозили в Третьяковскую галерею, и это доставило ему громадное удовольствие. Правда, по музею его водили в выходной день, когда в залах работали уборщики и реставраторы, а посетителей не было.
Осмелев, он попросил сводить его в мавзолей Владимира Ильича Ленина, и, как ни странно, ему в этом не отказали.
В мавзолей его сопровождала группа товарищей. Энергичные и сосредоточенные молодые люди в штатском взяли его в плотное кольцо и, минуя длинную очередь советских людей, съехавшихся со всей страны на поклонение Вождю, провели внутрь. Вместо деревянного мавзолея уже был построен каменный, очень мрачный, площадка вокруг мавзолея еще не была обустроена. Через какой-то боковой вход его ввели в усыпальницу, где на возвышении он увидел ЕГО. Зрелище оказалось неожиданно тяжкое и жалкое, несмотря на старательно организованную торжественность, на множество красных знамен и пышных венков: он глядел на желтое лицо трупа за стеклом, и ему совсем не хотелось узнавать его. Но никому в своих чувствах он не признался, не желая огорчать оказавших ему любезность, и просто поблагодарил за экскурсию.
Однажды вечером ему было настоятельно рекомендовано спать не ложиться до особого распоряжения. Он сидел в гостиной своего номера и ждал. Часов в одиннадцать в номере появился Тот — человек, которого он встречал уже несколько раз в своей жизни. Именно он год назад приехал за ним на Соловки и сопровождал его в петроградскую тюрьму Кресты, а потом он же перевез его из тюрьмы в Стрельну. Он сам подобрал для Сына Вождя уединенную камеру-келью и распорядился запирать ее только на ночь; это по его указанию Сына Вождя иногда водили в курсантский клуб и разрешали смотреть кино со сцены.
Когда он снова приехал за ним в Стрельну, один из охранников сказал другому:
— За нашим арестантом опять ТОТ приехал!
С тех пор Сын Вождя так его и звал про себя — Тот. Сын Вождя считал, что он приносит ему удачу.
Теперь Тот, ни имени, ни положения которого Сын Вождя все еще не узнал, пригласил его совершить «небольшую автомобильную прогулку в Подмосковье».
Они вышли из гостиницы, свернули в ближайшую улицу, там сели в черный легковой автомобиль с плотными зелеными занавесками на боковых окнах. Сын Вождя сидел на заднем сиденье между двумя охранниками, а Тот — впереди, рядом с шофером. Ехали они довольно долго, не менее часа, сначала по ночным московским улицам, а затем по загородному шоссе.
Но вот машина свернула с шоссе, проехала по узкой асфальтовой дороге под большими черными деревьями и встала перед глухими железными воротами в высоком белом заборе. Тот вышел из машины, и к нему подошел охранник. Он очень внимательно просмотрел документы, протянутые ему Тем, потом взял под козырек и пошел открывать ворота.
Они проехали через сад и остановились перед двухэтажным каменным домом.
— Выходим! — сказал Тот, и Сын Вождя вышел из машины вслед за первым охранником. Второй вышел за ними, и оба снова встали у него по бокам. Так втроем они и поднялись вслед за Тем по ступеням ярко освещенной террасы.
В дверях дома их ждали люди в зеленой военной форме. Сына Вождя обыскали. Его очень удивило, что обыскали также охранников и даже Того — правда, последнего с намеком на извиняющиеся улыбки.
Затем они поднялись по широкой лестнице темного дуба на второй этаж и прошли в небольшую приемную. Здесь все вошедшие остановились возле обитой кожей двери и стали ждать. Из-за двери не доносилось ни звука, в приемной тоже никто не произносил ни слова. Через несколько минут их пригласили войти. Охранники прошли за ними и стали по сторонам двери.
В большом кабинете с плотно зашторенными окнами за длинным столом, уставленным бутылками минеральной воды и вазами с фруктами, сидели пять человек. Все они были уже немолоды. По тому, как спокойно и важно сидели эти люди за столом, как долго и внимательно они его разглядывали, по тому, как после переглядывались между собой, делясь результатами своих наблюдений и понимая друг друга без слов, Сын Вождя понял, что все они — вожди. А еще он понял, что от них теперь зависит его судьба.
Один из пятерых, довольно плотный, невысокого роста, говоривший хрипловатым голосом и с заметным нерусским акцентом — но и не европейским, пригласил его пройти и занять кресло у торца стола. Сын Вождя послушно сел и оказался сидящим напротив всей этой небольшой сплоченной группы вождей.
— Расскажите нам, пожалуйста, товарищ Николаев, все, что вы знаете о своем настоящем отце, — слегка подчеркнув слово «настоящий», произнес невысокий, казавшийся в группе старшим, и все приготовились слушать.
Сын Вождя уже приготовился было рассказывать, но тут он вдруг узнал в невысоком нового Вождя, того, чей портрет висел с правой стороны сцены милицейского клуба в Стрельне — слева, конечно, висел, как и положено, портрет его отца. Он замер с полуоткрытым ртом.
— Это вы?.. — прошептал он, сглотнув слюну.
— А вы не ожидали?
— Нет, не ожидал…
— А вот я вас ждал, товарищ Николаев! Если из двух людей один хочет встретиться — их встреча непременно состоится!
Сын Вождя не понял, что, собственно, хотел сказать Новый Вождь своей фразой, но, услышав, как присутствующие негромко засмеялись, тоже слабо и неуверенно улыбнулся.
— Ну вот, вы уже улыбаетесь — значит, пришли в себя, — одобрительно сказал Вождь. — Так расскажите же нам вашу необычайную романтическую историю. Рассказывайте, не стесняйтесь. Мы тут все взрослые мужчины.
Сын Вождя понял, что Новый Вождь снова пошутил, лишь после того, как все присутствующие опять засмеялись негромким, деликатным смехом. Когда смешки затихли, он начал рассказывать и рассказал то немногое, что знал о себе, о матери и о визитах Вождя в их дом.
— И это все? — спросил его Новый Вождь, как ему показалось, слегка разочарованный рассказом.
— Все. Да, это все. Я был очень мал тогда и многого не понимал. Конечно, теперь я о многом догадался, но ведь это только догадки…
— И догадки могут нам помочь, если это полезные догадки, товарищ Николаев. Вот вы и расскажите нам, о чем же это вы догадываетесь? — с благодушной улыбкой предложил Новый Вождь.
И Сын Вождя откровенно рассказал все, о чем передумал за годы заключения: о том, что его мать полностью разделяла убеждения Вождя и помогала ему во всем совершенно сознательно, а не просто из любви — взять хотя бы ее ироническое отношение к Церкви или ненависть к царизму. Он признался, что гордится своим происхождением, но понимает, что тайна его рождения должна остаться тайной, поскольку жива еще вдова, верный друг и соратник Вождя, и ей, конечно, было бы больно узнать о нем. И если память о его великом отце требует его устранения, он и это примет без ропота и с пониманием.
