По ее животу разлился огонь, остывающий значительно быстрее, чем она. Николай высвободил одну руку, другую, уперся ими в стол и приподнялся, нависая над Аленой.
— Все? — спросила она.
— Достаточно.
Он отвернулся, приводя себя в порядок. Она свела ноги и села, машинально придерживая рубашку, чтобы не намочить. Потом вспомнила, как валялась в муке, и позволила подолу упасть.
— Смотри, какие мы осторожные стали, — зло проговорила она.
Она терпеть не могла, когда мужчины заботились только о собственном удовольствии, не считаясь с ее потребностями.
— Не хватало тебе только забеременеть от меня, — проворчал Николай.
— Ты в ванную? Подожди, я первая!
Алена спрыгнула со стола, бросившись догонять Николая. В прихожей они наткнулись на Романа, сидящего на тумбочке.
— Теперь я могу войти? — вежливо поинтересовался он.
— Кто тебе мешает?
Не пропустив Алену вперед, Николай закрылся в ванной.
— Это хамство с твоей стороны! — Она ударила кулаком в дверь. — Как был грубияном, так и остался.
Ответом было журчание в унитазе.
— Скотина, — процедила Алена.
Роман, криво усмехаясь, обошел ее так, словно боялся испачкаться, и скрылся в комнате. Алена уселась на его место. Сегодня был один из тех дней, когда можно было только пожалеть о том, что она родилась женщиной. Николай наглядно продемонстрировал ей, какую власть над ней имеет. А до него был Переверзин. А еще раньше — другие. И опять Николай. Получался замкнутый круг. Из всех мужчин, которых знала Алена, один только Роман вел себя иначе. Он сам был рад находиться в ее власти. В постели они даже принимали соответственную позу, причем Алена не только ложилась сверху, но и стискивала бедра, вынуждая Романа раздвигать ноги. Вот кто слабое звено! От Николая она никогда ничего не добьется, ни любви, ни золота. Роман сам отдаст ей все.
Нажурчавшись и наплескавшись, Николай вышел из ванной комнаты.
— Извини, — сказал он, потупившись. — Все глупо получилось. Я не хотел.
— А по-моему, очень даже хотел. — Она потрогала живот через рубашку. — Хорошо, когда на проституток не надо тратиться, правда? Экономия.
— Алена!
Она захлопнула перед его носом дверь, усмехнулась зеркалу и повысила голос:
— Принеси мой мобильник, пожалуйста. Он на столе остался.
В ожидании ответа она замерла. Принесет или нет? Николай ничего не сказал, но через несколько секунд постучал в дверь.
— Оставь на полу, — распорядилась Алена, вновь преисполняясь уверенности, которой ей только что так не хватало.
Первым делом она постирала и пристроила мокрые вещи на змеевике сушилки. Потом уселась на унитаз и по привычке включила мобильник. Там было два новых пропущенных вызова от мамы и одно сообщение:
ПОЗВОНИ! СРОЧНО!
Алена пустила воду из крана мощной струей, расстелила на борту ванной полотенце и села. Мать не умела писать эсэмэс. Ее хватало только на то, чтобы нажимать основные кнопки и заходить в журнал звонков. Нехорошее чувство поднялось в груди Алены. Она набрала мамин номер.
Ожидать ответа не пришлось ни секунды.
— Аленушка! — воскликнула мать. — Спаси меня, доченька! Они…
В трубке зашуршало, и мужской голос с кавказским акцентом произнес:
— Слушай, сука. Мы ее не убьем. Отрежем все на лице и отпустим. И с тобой поступим так же. Мы тебя найдем. Но потом будет поздно.
Алена сразу поняла, что это не пустая угроза. Ее, может быть, и не поймают, потому что Николай, похоже, разбирается в этих вещах не хуже бандитов. Но мама… Бросить ее на растерзание? Получится ли у Алены жить с этим дальше? Прислушавшись к себе, она поняла, что нет. До такой крайности она еще не опустилась.
— Отпустите маму, — тихо, но внятно произнесла Алена. — Пусть перезвонит мне. Я напишу адрес, где вы найдете тех, кого ищете. Меня там не будет. Я ничего не брала и никому ничего не должна. Договорились?
Когда она, обмотанная полотенцем, вышла, чтобы взять одежду, Николай встретил ее в комнате.
— С кем ты говорила? — спросил он.
— С мамой, — ответила Алена. — Она тысячу раз звонила, сходила с ума от тревоги. Я ее успокоила.
— Пирог горит! — заорал из кухни Роман.
Только сейчас Алена заметила пелену дыма, напомнившую ей смерть Переверзина и то, как она сама готовилась сгореть заживо. Вскрикнув, она метнулась к духовке, но было поздно. Черные дымящиеся останки того, что не стало ни пирогом, ни тортом, подействовали на нее удручающе. Она столько перетерпела, чтобы заполучить свою долю счастья, но осталась ни с чем. Золотой мираж поманил и обманул ее, как бессчетное число людей до нее. Игра не стоила свеч. Пирог не стоил стараний. Мужчины вообще ничего не стоили, даже самые лучшие из них. Роман добивался своего хитростью и коварством, Николай брал нахрапом и силой, вот и вся разница. А ей, Алене, оставалось только терпеть и надеяться. Но ей надоело.
— Ненавижу, — прошептала она.
— Ты о чем? — спросил Роман.
«Не о чем, а о ком», — подумала она, но вслух произнесла совсем другие слова:
— Квартиры эти съемные с их печками дурацкими и раковинами забитыми. Надоело.
— Потерпи немного, — сказал Николай, явившийся, чтобы полюбоваться на сгоревшие коржи.
Опять потерпеть. Всегда одно и то же.
— Конечно, — кивнула Алена. — Расслабься и получи удовольствие.
Ее глаза гневно сверкнули. Николай благоразумно ретировался.
— Не надо мне было уходить, — пробормотал Роман.
— И что бы ты сделал? Что ты вообще можешь? Сожалеет он… Ха!
Прихватив телефон, Алена опять уединилась в ванной комнате. Очень вовремя, потому что позвонила мать и, задыхаясь от слез и радости, сообщила, что ее не только отпустили, но и отвезли домой.
— Это страшные люди, — произнесла она драматическим тоном. — Диктуй адрес. Не знаю, в чем ты там замешана, но пусть они от нас отстанут.
— Я пришлю эсэмэс поздно ночью, — пробормотала Алена скороговоркой, не забыв включить воду для создания шумового фона. — Скажи им, что раньше не получится. За мной следят.
— Кто? Что происходит? О каком золоте идет речь?
— Потом, все потом. Положи телефон рядом. Как только получишь сообщение, передай им.
Опережая дальнейшие расспросы, Алена отключила телефон. Ее сердце было готово выпрыгнуть из груди. Но испытывала она не только тревогу, но и радость. Предчувствие освобождения.
20 декабря. После полуночи. Жилой дом
Чердачный люк оказался закрыт навесным замком на цепи, пропущенной сквозь петли, привинченные к доскам.
