Точно! Кроме всяких алхимических эликсиров, помнится, ван Харт (тогда еще ван Хорн) хранил в купальне массивный сундучок с монетами, и там было побольше, чем осталось в моем матрасе. Ах, какая жалость! Интересно, а за какое время золото очистится? Смогу ли я когда-нибудь получить свои деньги обратно?
О чем ты думаешь, Басти? Никакое золото мира не поможет тебе, если ты не сможешь уединиться сегодня ночью. Купальня не подходит, все, проехали и забыли.
– Благодарим за совет, лорд ван Харт. – Оливер поклонился. Оттого, что делал он это, сидя на полу, вышло слегка комично. – Мы ему последуем.
«Кто выбрал нашим командиром этого тиририйского болвана? – раздраженно подумалось мне. – У некоторых присутствующих адамантовые звезды в ушах, эти некоторые и должны командовать!»
Но закатывать истерику при ван Харте было совсем непристойно, поэтому я смотрела на таз, на решетку, на сундук, потом опять на таз.
– Вы, наверное, желаете переодеться перед посещением королевского совета, господа, – ван Харт поклонился, – я вас оставлю. Пойдемте, граф, я покажу вам нашу спальню.
От этой «нашей спальни» меня кинуло бы в жар еще неделю назад, но сейчас я была холодна, как заснеженные вершины тиририйских гор, откуда в столицу поставляют чистейший лед и самозваных командиров.
– Я предпочту остаться с друзьями, лорд ван Харт, – ответила я тазу.
– Если зрелище обнаженных мужчин доставляет вам удовольствие, – проговорил, к сожалению, не таз, а меченый красавчик, – не смею вас его лишать.
– Басти, не дури, – Виклунд был непреклонен, – мы в этой каморке с доремарцем едва помещаемся!
Я посмотрела на лорда Доре, тот смотрел на мандолину.
Я фыркнула, поднялась на ноги, слегка покачнулась. Будь проклят доремарский самогон, Доремар и все его самогонщики, а также все…
Две кровати, тоже с пологами, окно чуть пошире, с разноцветным виражным стеклом. От этого моя комната смотрелась веселее и наряднее соседней, а еще здесь были ковер на полу и низенькая дверь, которую я поначалу приняла за дверцу шкафа, вела она в нависающий надо рвом клозет. Да уж, меченый красавчик знает толк в комфорте.
Я осмотрела комнатушку, поморщилась и села на кровать, полог которой был отодвинут.
– Простите, граф, но это мое ложе.
Я опять поморщилась и, поднявшись, отдернула полог другой кровати. Она была застелена, поверх покрывала лежали стопки белья и три новеньких, с иголочки, лиловых камзола. Кажется, этому цвету предстоит стать моим любимым.
Я сложила одежду в пустой сундук у изножья кровати, вздохнула и присела на краешек постели, сложив руки на коленях. Делать было абсолютно нечего, коротать время за беседой я не желала и потому посвятила его размышлениям. Ван Хорн сидел напротив, я глаз не поднимала, поэтому мне видно было только его затянутые черным бархатом колени и руки на коленях: длинные пальцы, на мизинце правой – перстень с черным гербом ван Хартов. А любопытно, где провел роковую ночь меченый красавчик? С новым отцом или с какой-нибудь барышней, которая позволила ему забыть мои… Прекратите думать о глупостях, граф! Желаете мстить – мстите, но томно вздыхать не смейте! Вам еще оправдываться из-за безобразной сцены в госпиталии. Нет! Оправдываться тоже не смейте! Вы пообещали с ним не разговаривать, вот и молчите. Да! Вот эти колени вы и обнимали, на которых пальцы, длинные и красивые, слегка перемазанные чернилами, как, впрочем, и ваши.
Я посмотрела на свои руки. Интересно, где предавался чистописанию меченый красавчик? И когда? До или после госпиталия? Здесь, в спальне, письменных принадлежностей нет, тут и стола нет за недостатком места.
С чернил мои мысли перескочили на записи, я достала из-за пазухи листок и вперилась в него. Это успокаивало и помогало сосредоточиться. Где же я проведу сегодняшнюю ночь? Где?
– Я хотел бы поговорить с вами о том, что произошло несколькими часами ранее, граф.
– Простите мое безобразное поведение, – сказала я гербовому перстню ван Хартов, – моя печаль из-за плачевного состояния любимого друга лорда Уолеса безмерна, не совладав с нею, я позволил себе некий отчаянный жест, который мог быть вами неверно истолкован.
Хорошо сказано! Ай да Басти, ай да молодец!
– Сочувствую состоянию вашего любимого друга, граф.
Мне не понравилось, как собеседник интонировал слово «любимого», и я посмотрела прямо в лицо ван Харта, на котором, как и ожидалось, змеилась неровная глумливая усмешка.
– Я обязательно передам ему ваши теплые слова, мой лорд, когда сегодня пойду проведать своего любимого друга.
– Вы умеете любить друзей, мой лорд.
– Мои друзья достойны любви!
Мы бы, наверное, еще долго склоняли на все лады любовь, но дверь тряхнуло от энергичного стука:
– Вы идете на совет, лорды?
– Ваши другие любимые друзья, – кивнул на дверь Гэбриел. – Не желаете открыть им дверь?
– А зачем вы ее запирали?
– Это сделали вы, граф. – Ван Харт пересек комнатенку в полтора шага, повернул ключ и распахнул створку. – Да, господа, простите. Лорд Шерези зачем-то запер дверь, думаю, по привычке.
Он вышел в прихожую, я, кипя гневом, следом. Это он, он, а не я! Он запер эту фаханову дверь! Оливер, пропустивший меня вперед на лестнице, взглянул на меня и негромко хмыкнул. Святые бубенчики! Теперь мои друзья будут думать, что я вешаюсь на меченого красавчика! А я даже доказать свою невиновность не могу, потому что начни я оправдываться, это вызовет еще больше подозрений. Мало того, что этот поганый ван Харт разбил мое сердце, он еще топчется на осколках! Я чертыхнулась, скользнула каблуком со ступени и врезалась в спину ван Харта, спускающегося передо мной.
– Вы так порывисты, граф, – громко сказал он.
– Простите, – проговорила я, смачно впечатывая в его лопатку кулак, – простите, простите, любезный лорд, впредь я буду осторожней!
Раз, два, три, семь! Семь раз мой кулак успел соприкоснуться со спиной ненавистного ван Харта, пока мы оказались внизу.
Под лестницей ван Харт обернулся и сообщил мне, потирая плечо:
– А вы довольно увесистый юноша.
Он улыбался! Мерзавец, он потешался надо мной!
Я фыркнула и гордо прошествовала к выходу. Кажется, кто-то пытается затеять со мной очередную игру во флирт? Ну уж нет, мы, шерезийские девушки, не такие, а уж шерезийские мужчины, тоже мы, – тем более. Каким бы образом меченый красавчик не планировал использовать свой инструмент, во второй раз я на это не куплюсь.
Уже во дворе я смогла рассмотреть, во что переоделись мои друзья. Их камзолы были красными камзолами претендентов, ван Харт был в черном, не в форменном, но вполне привычном для меня облачении. Я же лиловым великолепием своих одежд контрастировала с ними.
