– Я иногда прихожу сюда, милая, именно когда хозяин сих покоев отсутствует.
– У лорда Мармадюка нет личных слуг, могущих нарушить уединение, – кивнула я с пониманием, – здесь ее величество никто не потревожит.
– Кроме мыслей. – Аврора поднесла ладони к лицу и будто стерла с него всю грусть. – Так что ты собираешься делать дальше?
– Теперь, когда мой обман раскрылся? – Свои слезы я вытерла рукавом. – Принять положенное мне наказание со всем возможным достоинством.
– Святые бубенцы! Только не начинай опять про колесование. Если бы мне хотелось тебя наказать, я сделала бы это и без предварительной беседы. Итак, твой обман раскрыт, но останется без последствий, если о нем не узнает никто, кроме меня. В противном случае, как ты понимаешь, мне придется изобразить неведение и отправить на эшафот наглую девку.
– Так я могу продолжить?…
– Продолжить, Цветочек, и победить! Ты должна стать блистательным миньоном и утереть нос всем этим дворянским отпрыскам, доказать, что ардерская женщина стоит больше мужчины или даже сотен мужчин!
Я смотрела на свою королеву, веря и не веря. Что толку от моей гипотетической будущей победы, если о ней будут знать всего двое – я и она, две ардерские женщины?
– Не двое, а трое.
Тысяча фаханов, я опять говорила вслух! Аврора продолжила:
– И один из нас мужчина. Мармадюк тоже осведомлен о твоей маленькой тайне, между ним и мною нет секретов, так что если мой достойный шут начнет подбивать к тебе клинья…
Я смутилась:
– Тут вы можете быть спокойны, ваше величество, занятия любовью губительны для фейского колдовства, поэтому мне придется блюсти свою девичью честь, чтоб оставаться благородным кавалером.
– Ты все еще дева? – Аврора хихикнула. – С твоей-то внешностью и страстной натурой? Как тебе это удалось?
– Ценой нечеловеческих усилий, – ответила я сквозь зубы.
– Бедное дитя, надеюсь, твоя жертва того стоит.
Я пожала плечами:
– Что сделано, то сделано.
– Ты права. Ну что ж, – ее величество перешла на решительный тон, – Цветочек Шерези, что ты намерен делать?
Она была прекрасна, моя королева, умна, как тысяча фаханов, и так же хитра. Мы беседовали с ней почти до рассвета, когда король наш Солнце появился на горизонте. Я поняла, насколько мне этого недоставало – возможности просто поболтать с особой своего пола, сплетничать о знакомых парнях, хихикать над подтруниваниями и не чувствовать на талии прохладные оковы фейского пояса.
Хотя, если начистоту, мне показалось, что беседа наша ведется, как будто на двух уровнях, как в театре теней, и я видела лишь то, что мне хотели показать. Аврора испытывала меня, выясняла как границы моей преданности, так и границы дружбы, а за разговорами о предстоящих шалостях скрывались замыслы более масштабных и менее невинных интриг.
– Значит, решено, – сказала Аврора, поднимаясь с места и прикрывая зевок раскрытой ладошкой, – это станет твоим первых испытанием, Цветочек, Гэбриел ван Харт понесет наказание.
– Как будет угодно моей королеве. – Я изобразила женский поклон, сложив руки перед грудью треугольником вниз, а затем, застегнув на талии пояс, повторила его мужской вариант. – Карающий меч не дрогнет в моей руке.
– И ты сохранишь тайну, милый. Никто не должен знать, что ты лично знаком с королевой, даже твои друзья, даже твой лорд Мармадюк.
– Клянусь.
– Ты говорил, что твой достойный друг – Станислас лорд Доре не сможет сдать предстоящий экзамен?
– Да, – я кивнула, с опозданием подумав, что подвела своего менестреля, раскрыв его тайну королеве, – мы собираемся добыть ему специальные окуляры для остроты зрения, но пока не придумали, где и как именно.
– Вряд ли за две недели, оставшиеся до экзамена, вам это удастся. – Королева обвела комнату взглядом и быстро направилась к пристенному сундуку. – Если память мне не изменяет, с половиной этого дела я смогу вам помочь.
Она откинула крышку сундука, побренчала какими-то железками, сваленными внутри и извлекла узкий, обтянутый воловьей кожей футляр длиною не более локтя или четверти туаза:
– Держи.
Я с поклоном приняла футляр, отщелкнула изящную серебряную застежку и посмотрела на обычную стрелу, лежащую на расшитой золотом атласной подкладке.
– Этельбор был великим чародеем, – грустно улыбнулась Аврора, – иногда это вызывало ужас. После казни королевский совет повелел сжечь на костре все, что могло относиться к волшебству.
– Это колдовская стрела?
– Да, она всегда попадает туда, куда пожелает стрелок, выпустивший ее. Лорд Доре должен будет всего лишь представить себе центр мишени.
– Я думал, такое под силу только феям.
– Когда-то и я думала так, но Этельбор считал, что мы, люди, тоже способны…
Она замолчала, опустив голову.
Спросить напрямую о чувствах, обуревающих мою королеву, я не могла. Во-первых, я сейчас была мужчиной, а они таких вопросов не задают никогда, а во-вторых, боялась ее обидеть. Этельбор. Знала я о нем немного. Канцлер последней правящей династии, последний канцлер. Он был лордом моего лорда и, как теперь выясняется, что-то значил для моей королевы. Мармадюк был его пажом?
– Учеником, – королева хихикнула, а я поняла, что опять проговорила свои мысли вслух, – лучшим и единственным. Это была непростая работа. Когда я появилась при дворе, бедняжка Мармадюк сидел на жердочке и клевал орешки. Его лорд как раз обучался изменению форм и…
– Превратил его в птицу?
– В попугая! В разноцветного болтливого попугая! Обратная трансформация не получалась, и более года крылатый скандалист терроризировал всех обитателей дворца.
– Поэтому лорд-шут не ест мяса?
Королева оборвала смех:
– Ты внимателен, Цветочек. Мне это по душе, запомни…
Нас прервали шаги в коридоре. Ее величество скользнула в угол комнаты, нажала на какой-то скрытый от меня тенями рычаг и юркнула в глубину тайного хода.
– …никому ни слова.
Я едва успела пристроить футляр со стрелой на спине под камзолом, расположив его вдоль позвоночника и плюхнувшись в кресло хозяина, принять сонный и расстроенный вид.
Королева требует сохранения тайны, для чего – она мне объяснять не обязана, но сдается мне, что это – очередная ступень испытания для меня. Если я смогу скрыть наше с ней знакомство от его хитрейшества лорда-шута…
– Уже успокоился?
Мармадюк выглядел утомленным, но вполне довольным жизнью, как те весенние шерезийские коты, что возвращаются к теплому камельку после побед любовных.
Зевнув, я сдула со лба непослушную челку:
