– А что вы подразумеваете под куртуазностью, мой лорд? – дождавшись, пока я закончу беседу с помощником кастеляна, ко мне почтительно приблизился ван Сол.
– Какое значение вкладываешь в это слово ты?
– Ну, – он помялся, – учтивость, правила, манеру поведения, любовь к прекрасной даме.
– Мы сосредоточимся на любви.
– Поясните свою мысль, мой лорд.
Мальчишка покраснел и напрягся, видимо, то, что стоял он передо мной закутанный в тонкую льняную простыню, уверенности не добавляло.
– На высокой куртуазной любви, цыпленок, на преданной любви, так похожей на отношение верного вассала к своему сюзерену. Мы отдадим нашей даме, нашей Авроре, всю любовь, которой она достойна.
– Спящий, храни королеву, – пробормотал ван Сол. – Но, граф Шерези, все четыре крыла будут демонстрировать то самое чувство.
– У высокой любви есть обратная сторона, впрочем, она есть у чего угодно… – Его бормотание я проигнорировала, продолжая свою такую важную и мудрую мысль.
– Лорд имеет в виду любовь плотскую?
Тут уж покраснела я. Ардерские мужчины могут думать чем-то, что находится выше талии? Хотя и я хороша со своими пространными рассуждениями.
Я вздохнула:
– Через пять дней, Дэни ван Сол лорд Дювали, мы покажем благодарной публике аллегорическое представление, прославляющее нашу даму.
– Но ведь крыло лорда Доре уже выбрало для своего экзамена такую форму.
– Они выбрали музыку, и поверь, репертуар достойнейшего лорда Доре я знаю лучше всех в этом королевстве.
Тут я подумала, что исполни Станислас песенку про фею и шута, сорвал бы все аплодисменты мира.
– Значит, петь нам не придется? – облегченно переспросил Дэни.
– Разумеется, нет, – я похлопала его по выглядывающему из-под простыни костлявому плечу, – вы будете танцевать.
Оставив ван Сола переваривать свалившуюся на него информацию, я. устремилась в центр залы, где назревала драка. Двое мальчишек – смуглый Лайон и веснушчатый рыжеволосый Перрот – не поделили какой-то серый булыжник. Утихомирив цыпляток подзатыльниками и угрозами, я схватила предмет их спора:
– Это что?
– Пумекс, мой лорд, – ответил Перрот, глаза у него были зеленые, почти как у Патрика, – в моих краях его еще называют пемза.
– Для чего его используют?
– Оттирают пятна, с которыми не справляется мыло.
Лайон перебил товарища:
– А еще, если дама желает, чтоб ее ножки были нежными и мягкими, она обрабатывает пяточки пумексом и втирает затем ароматические масла.
Я посмотрела на пумекс. Он был очень легким, несмотря на внушительный, с мой кулак, размер, и пористым, как застывшая в камень молочная пенка. В Шерези о таком и не слыхивали. Я испытала легкий укол патриотичной обиды. Можно подумать, в столице обо всем слыхали. Возьмем, к примеру, мой начавший взрослую жизнь коко-де-мер. Если бы не моя маленькая родина, сей экзотический плод так и остался бы недооцененным. И пустое, что оценила его в полной мере только я, его удобство, изящную форму и способность не проваливаться в штанину при ходьбе. Кто может заменить мне тебя, о мой верный… гмм… коко? А заменять, к слову, придется. Вчера, когда я барахталась на кровати с плененным ван Хартом, он в два счета мог бы понять, что в модных штанах у меня гуляет ветер, и это я сейчас не о безденежье. Так что графу следует вернуть себе мужское достоинство.
Я еще раз посмотрела на пумекс, ковырнула его ногтем, повертела. Он достаточно шершавый и мягкий, я без труда придам ему нужную форму и размер.
– Чтоб решить ваш спор по справедливости, я изымаю эту вещь, – сообщила я парням, ощущая себя величайшим тираном современности, – извольте разобраться со своими пятнами и пятками, не затевая драку.
И удалилась, и засунула пумекс в карман камзола, спрятавшись за кадкой, и ни капельки не переживала по поводу недостойного дворянина воровства. Правильно говорят – власть развращает, со мной она делала это молниеносно.
Дальше время побежало со скоростью выпущенного из арбалета болта. День промелькнул как миг, только поздно вечером я наконец выдохнула, присев на постель Патрика и вытянув ноги. Новое графское достоинство переменам поз не мешало, я придала ему форму, просто стесав лишнее о стену, и отшлифовала мелким белым песком, которым посыпали дорожки внутреннего замка. Пумекс был легким, легче своего предшественника, но таким же удобным, а также отличался в лучшую сторону хотя бы тем, что не боялся влаги и не мог неожиданно одарить меня потомством.
Как я пробралась в госпиталий? Проще простого! Я забыла вернуть меченому красавчику его пропуск и воспользовалась им, чтоб преодолеть оцепление.
Брат Гвидо посмотрел на меня с удивлением, но посещение не запретил.
– Привет, дружище, – ласково сказала я, глядя в красивое лицо лорда Уолеса. – Я весь в заботах, муштрую своих цыплят и, знаешь, у меня все получается. Оказывается, мальчишки тоже любят наряжаться и даже, о чудо, в состоянии повторить десяток простых танцевальных па. Ты спросишь, что с музыкальным сопровождением? Это будет арфа! Мы откопали целых три инструмента в запасниках королевских менестрелей, мой помощник ван Сол уверен, что сможет собрать из них один вполне рабочий. Нам повезло, что нынче арфы не в моде и что в Шерези об этой моде не осведомлены, поэтому бренчать на струнах я буду лично.
Увлекшись, я сжала холодную ладонь Патрика, и мне показалось, что он слабо ответил на пожатие, но потом я поняла, что действительно показалось.
– А еще – сюжет! Я отправил цыпляток поклевать обед, а сам пошел в библиотеку. Любезнейший лорд-библиотекарь дал мне несколько хороших советов по построению композиции и аллегорий, а также сборник легенд, которые я могу включить в свою историю. Ты ведь, наверное, знаешь, что танцевальные представления, называемые еще балет, не блещут перипетиями? Считается, что ничто не должно отвлекать зрителей от чистой красоты танца. Мне это не подходит, мне нужно их именно что отвлечь, чтоб промахи моих цыпляток не так бросались в глаза, да и музыкант из меня довольно посредственный, особенно если сравнивать с нашим общим другом Доре. А еще…
Я болтала о своих делах до самого отбоя, затем, сладко потянувшись, попрощалась с Патриком, отказалась от попыток брата Гвидо обработать мою мочку и ушла. Ах, Патрик-Патрик, мой лучший друг, мой самый внимательный и благодарный слушатель, вдохновитель и советчик! Меня нисколько не смущало, что сейчас он не мог мне ответить, может, наоборот – именно сейчас он стал для меня идеалом.
– Если на сегодня орошение слезами лорда Уолеса закончилось, мне хотелось бы получить свой пропуск. – Гэбриел ван Харт ожидал меня у стражи внутреннего круга и, судя по нервозности, уже давненько.
А с чего, спрашивается, такая злоба? Осознал наконец, что граф уведет его прекрасную невесту? А граф, может, и не решил еще, нужно ли ему это счастье. Граф, может, готов торговаться.
