Его шутейшество изволили заржать и ткнуть пумекс кончиком указательного пальца.
Затем, присев на краешек кровати, я натянула чулки, шелк плотно облек ноги, но держаться на них не желал.
– Подвязки, – Мармадюк с поклоном передал мне их, – помочь?
Я справилась сама, так же как и с туфельками, легкомысленно расшитыми бантами и стеклярусом. А теперь вопрос – почему я не выгнала его шутейшество в коридор, если сама со всем прекрасно справлялась? Видимо, похожий вопрос задал себе и Мармадюк, потому что сообщил мне, что волосы у меня ужасные, недостаточно длинные для леди, и что причесывала я их в последний раз, наверное, еще в Шерези. И пока я сгорала со стыда, вооружившись волосяной щеткой, принялся меня расчесывать.
В этом он также толк знал, действовал уверенно, но осторожно, затем, перехватывая локоны кончиками пальцев, воткнул в мою шевелюру дюжину шпилек, подняв пряди на шее и у висков. Я даже сбегала в комнату уединения полюбоваться на его работу.
– Звезду придется снять, к леди с миньонским знаком в ухе столица не готова.
Я положила звезду рядом с пумексом, то еще соседство, если честно.
– А вот украшения для тебя будут лишними, – задумчиво решил шут, – они только отвлекут внимание от всего остального. У тебя, милая, кожа как будто напитана солнцем, это заметно и когда ты мальчик, но сейчас…
Он прикоснулся к моей щеке:
– Белила убьют весь свет.
В его жесте не было интимности, как и в словах, то есть в словах она, может быть, и была, а вот в тоне – абсолютно нет. Он так же до этого ткнул в пумекс, как сейчас в мою скулу. Он решал, как замаскировать синяк, столь же приметный, как и адамантовая звезда.
– Разве в столице не в моде дамские маски? – спросила я.
– А это идея, милая! Тебе нужно прикрыть лицо от виска примерно до середины носика.
В носик он меня тоже ткнул. Я поморщилась.
– Мне не называть тебя милая? Давние обиды? Так называл тебя какой-нибудь дюжий плотник в Шерези, пытаясь…
Он уже рылся в очередном сундуке, и я подумала, что живет его шутейшество в смеси склада и кабинета, которая вобрала в себя еще и проходной двор, потому что, например, я бываю здесь, кажется, чаще, чем в своей миньонской спальне.
– Как же мне тебя называть?
– Меня и правда зовут Басти.
– Ну кто использует настоящие имена на маскараде? Сегодня я буду звать тебя… Мармадель! У меня, знаешь ли, тоже было детство, и фея, дарующая имена, одарила меня и предсказанием. Вот!
Он протянул черную лакированную полумаску.
– Не плотник, – я закрепила ее у висков, – в Шерези у меня был кузнец.
– Которому ты ничего не позволила?
– И что предсказала вам фея?
Он приподнял меня за подбородок и заглянул в глаза:
– В этом облике ты гораздо смелее. А фея сказала, что когда-нибудь Мармадюк найдет свою Мармадель. Так позволила?
– Если бы позволила, меня бы здесь не было. И что будет, когда Мармадюк ее найдет?
– Он останется с ней навечно…
– Жаль, что я – не она.
– Жаль…
Шут тряхнул головой, будто сбрасывая наваждение, и продолжил другим тоном:
– И не будем списывать со счетов, Мармадель, что ты могла меня обмануть. Чтобы позлить или поддержать мой интерес, или просто так. Женщины, знаешь ли, коварны и непоследовательны.
– Мне ли не знать, любезный лорд.
Я улыбнулась. В женском облике я действительно была смелее, будто оказавшись с лордом-шутом на равных. Я отдавала себе отчет, что сейчас отчаянно с ним кокетничаю, и почему-то была уверена, что мне ничем это не грозит.
Мармадюк велел мне отвернуться, что я и сделала, а затем наблюдала в дробящемся оконном отражении, как он переодевается.
Это было не любопытство, а месть. Ну, по крайней мере, именно так я себя оправдывала, отмечая достойный разворот плеч его шутейшества, мускулистую спину, заросшую волосами дорожку вдоль груди и живота. А потом я закрыла глаза, потому что… Ну это было неправильно – подглядывать за ним вот так.
– Вот теперь я верю, что ты девственница.
От голоса, раздавшегося над ухом, я вздрогнула и открыла глаза. Мармадюк выглядел как обычно. Нет, не так. Мармадюк был в той же самой одежде, он сменил только башмаки, надев мягкие туфли без привычных бубенчиков.
Ну и дура же ты, Басти! На равных! Кокетничаю! Тебя проверяли, и ты чуть было не провалила проверку. Дурацкую проверку!
Я, наверное, еще больше покраснела и надеялась, маска скрыла это, потому что в противном случае мне оставалось только разреветься.
Лорд-шут прошел через комнату и толкнул дверь тайного хода:
– Мы не будем смущать воображение стражников, – сказал он. – И пообещай мне, что путь, который увидит сейчас Мармадель, Басти забудет сразу по возвращении.
Я глубоко вдохнула, чтоб голос не дрогнул:
– Басти и так был о нем осведомлен, прикажете все-таки забыть?
– Не прикажу, – лорд пропустил меня вперед, – девчонки всегда найдут возможность договориться за мужской спиной, даже если одна из них королева, а другая – вообще мальчик.
За дверцей был крошечный коридорчик, уходящий налево. Справа – тупик, я помнила, что окно в покоях шута располагается именно там. Я свернула, чувствуя, что его шутейшество следует за мной шаг в шаг. Я семенила, непривычная к каблукам, он не выказывал неудовольствия.
– Скоро будет наклон.
Хорошо, что он предупредил. Я едва не поскользнулась, когда пол накренился, чтоб через двадцать шагов выровняться опять.
– Еще наклон.
Мы явно огибали башню, продвигаясь внутри стены. Затем были ступеньки. Ход уводил под землю. Соляной светильник, который Мармадюк держал на вытянутой руке, мягко освещал путь. Мы шли довольно долго, потом протискивались в трубчатую выемку, поднимались по лесенке и преодолевали пологие подъемы.
Наконец лорд-шут поставил светильник на какой-то уступ и толкнул стену перед моим лицом:
– Прошу.
Ее величество читала в одиночестве. Фрейлин в ее покоях не наблюдалось. Наблюдалась разобранная для сна кровать, горящий камин и огромный фолиант на резной доске, перекинутой через ванну. Ах, ванна тоже наблюдалась, и ее величество в ней, и заколотые на затылке золотистые волосы, и изящные обнаженные плечи, выглядывающие из пены.
– Извини, что потревожили, – Мармадюк извинился как-то без огонька. – У нас дела в городе, мы воспользуемся твоим парадным входом, то есть выходом?
Я никогда раньше не слышала, как шут называет свою королеву на «ты». Меня это изумило, но все же я нашла в себе силы поклониться, сложив руки перед грудью.
