И они захохотали вместе, шутка была многократно повторенной, но всегда забавной, для них двоих уж точно.
Я дышала. Нет, крошечный глагол «дышала» не может отразить всей эпичности процесса. Я дышала не сжатым тесным корсажем животом, а грудью. Та в свою очередь вздымалась на вдохе, грозя выпасть из платья, и опадала на выдохе. Дышала я равномерно и размеренно и довольно долго, настолько долго, что голова начинала кружиться от переизбытка воздуха. Мой молчаливый собеседник (не знаю, насколько уместно назвать собеседником человека, с которым мы не обменялись ни единым словом за все время, проведенное наедине в гостиной), смотрел куда угодно, но не на меня. Он изучал орнамент стенных шпалер и потолочной лепнины, пересчитывал все рожки на люстре и ножки у стола. С последним было просто – ножка была одна. И уже когда мне показалось, что пересчету подвергнется что-нибудь нематериальное, вроде внутренних фаханов или воображаемых овец, взгляд ван Харта набрел на носки моих туфель. «Ноги две, – мысленно озвучила я, – туловище одно, две руки…» Взгляд поднимался по мне выше. «И этого вот тоже две, не сомневайся, шея одна, подбородок, губы…» Тут он задержался. Не знаю, может, в тщетной попытке пересчитать зубы, которые я ему показывать не собиралась.
– Кажется, миледи, мы с вами знакомы? – И его серые глаза впились в мои сквозь прорезь маски.
– Два, – сказала я.
– Простите?
Ох, Бастиана, и как ты намерена исправлять глупость? Сообщить достойному лорду, что помогла ему в пересчете твоих глаз?
– Вы ошибаетесь, милорд. Уверена, что запомнила бы королевского миньона, доведись нам встретиться с вами ранее.
– А что такое «два»?
Я покачала головой, как бы сокрушаясь недалекости собеседника:
– Это число, мой лорд. Есть еще один и три, а также четыре и пять. Их, чисел, невероятно много. Но, если желаете, я продолжу знакомить вас с ними, насколько хватит времени и сил.
Он улыбнулся:
– Простите мне неучтивость, леди. Я настолько ошеломлен вашей красотой, что забыл о правилах приличия.
Фахан ты похотливый! К королеве пришел, а авансы посторонним дамам раздаешь.
– Я полна скрытых изъянов, мой лорд, пусть это знание вернет вам самообладание.
Чушь, сказанная холодным уверенным тоном, не перестает быть чушью, но часто воспринимается окружающими неким откровением. Ван Харт замер, обдумывая мои слова. Я повернула голову к двери в опочивальню. Ну сколько можно советоваться? Крошечный совет – это в моем представлении три-четыре минуты, а не… Сколько там уже прошло? Вечность или две?
– Уверен, что ваши изъяны прекрасны так же, как вы, леди.
Финальное «леди» было даже не произнесено, а выдохнуто едва слышным шепотом мне на ухо. Гэбриел уже не сидел напротив, а склонялся надо мной, упираясь ладонями в подлокотники кресла. Да, ему мешал стол, наверное, именно от недостатка свободного места он прижался к моим коленям, сминая шелк платья.
– Я желаю узнать их все до одного.
Тут я осознала две вещи одновременно: пространства, чтоб нанести удар, мне не оставили, и женское тело слишком остро реагирует на мужскую близость. Это осознание мне не давало ровным счетом ничего. Некая холодная частичка меня, будто со стороны, отмечала дурацки участившееся дыхание и бессильную слабость. Тысяча! Мокрых! Фаханов!
– Наблюдая за вами некоторое время, драгоценнейший лорд ван Харт, – скучным голосом Мармадюка можно было усыплять нерадивых школяров, – я так и не смог решить, что именно вы делаете: пытаетесь залезть в ухо леди целиком или кого-нибудь оттуда достать?
– Леди попала в глаз соринка, – не разгибаясь сообщил Гэбриел, а затем шепотом добавил: – Я должен вас увидеть хотя бы еще раз.
Он прекрасно понимал, что Мармадюк его слышит. Лорд-шут закатил очи горе, но от комментариев воздержался. Я тоже молчала. В тишине раздался звук колокольчика, сменившийся шуршанием десятка шелковых юбок. В гостиную просачивались фрейлины. Леди Сорента заворковала, подхватив под руку ван Харта, под другую руку его подхватила леди Фиолетта. И его повели в спальню, как тельца на заклание. К чести лорда ван Харта, он не сопротивлялся, лишь в дверях обернулся, чтоб бросить на меня прощальный взор. Меня, между тем, тоже держали, правда не под руки, а за талию, Мармадюк преувеличенно тщательно искал соринку в моем глазу, прекрасно понимая, что Гэбриел его видит.
Как только дверь в опочивальню закрылась, лорд-шут повел меня к другой двери.
Я, конечно, могла выказать неудовольствие недавним представлением, но не видела в этом особого смысла. Все же и так понятно: два петуха сцепились за понравившуюся курочку, да и курочка – так, всего лишь повод, потому что цель – звание главного петуха. Уже через несколько часов курочка исчезнет, надев волшебный пояс, с ней исчезнет и повод, так что следующая петушиная схватка пройдет без ее, курочки, участия.
Поэтому я молча спустилась по белым ступеням парадного хода, позволила Мармадюку закутать себя в теплый плащ и села в двухместный портшез, ожидающий нас у крыльца. Лорд шут устроился напротив меня и дал знак носильщикам.
Наши с его шутейшеством колени соприкасались, но во мне это не вызывало ровным счетом никаких чувств.
– Что именно мы ищем в городе? – спросила я, утомившись молчанием.
– Человека, помеченного красной звездой.
– Это аллегория?
Он ответил в рифму, но крайне неприлично. Я возмущенно охнула. Как можно так выражаться при леди? Особенно после сцены ревности, которую он мне только что устроил?
Мармадюк откинулся на мягкую спинку:
– Эту, аллегорию, моя бесценная леди, наносят в таких местах…
Ах, я, кажется, поняла. Сейчас у нас время не для флирта или пикировок, а для дела. Его шутейшеству, судя по всему, неважно, кто сейчас сидит напротив него – мальчик, девочка или деревянный болванчик. К счастью, в отличие от болванчика, я могла говорить, помочь беседой в поиске решения.
– В каких местах? В тайных цирюльнях.
Шут улыбнулся:
– Тайные цирюльни! Надо же такое придумать. Я имел в виду места на теле.
Я смущенно потупилась, иногда лучше быть молчаливым болванчиком.
– Знаешь, сейчас я предпочел бы видеть перед собой не юную красавицу, а бойкого Шерези, с ним привычнее говорить о вещах серьезных.
– Граф остался в ваших покоях, мой лорд, в виде серебряного пояса, – пошуршала складками плаща, – поэтому забудьте свои предубеждения против женского рода и говорите.
– Изволь. В условия нашей задачи входит некая тайная организация, члены которой помечают свои тела красными звездами – гербами Ригеля Безумного, покушения на миньонов, смерть феи Богдены и покойный де Краон.
– Вы уверены, что все эти условия входят именно в одну задачу?
– Не уверен. Ты видишь в них связь?
