Тысяча! Мокрых! Фаханов!
– Значит, Патрик именно Патрик? – Я отсалютовала клинком и угрожающе повела им в сторону. – Тогда получается, что Ригель – ты?
Горбун посмотрел на острие меча, затем, будто не веря своим глазам, потер их ладонями. Я сделала выпад, быстро отбитый костлявым запястьем урода. Глаза у него были красными, не бурыми, как мне помнилось, а красными, глазами феи, и зубы, которые он обнажал в хищной улыбке, тоже были фейскими.
– Конечно же, он не Ригель, – холодно проговорила Моник за моей спиной. – Он – фея, а Ригель – это я.
– Но…
– Значит, так, любовь моя, – перебила меня Моник, и я ощутила щекой холод стали, – замолчи, иначе я проковыряю в твоей щеке дырочку, сквозь которую будет видно зубы. Ты же часто думала о шраме, правда? Караколь мне рассказывал, о чем ты думаешь: ах, меченый красавчик, ах, Гэб, ах, шрам…
– Ты не можешь быть Ригелем. – Я была настолько ошеломлена, что угрозы на меня не действовали.
– И почему же? – она все-таки полоснула меня по коже, не до зубов, но щеку обожгло, и по ней потекла дорожка крови.
– Ты женщина!
Она визгливо расхохоталась:
– В этом-то и прелесть. Женщина! Ну кто заподозрит женщину? Кто заподозрит шлюху? А то, что на их троне уже двадцать лет сидит еще большая шлюха, нисколько их не тревожит!
– Не бывает фей мужчин!
– Аврора – шлюха! Она спала со стариком! – продолжала Моник доверительным тоном, причем продолжала она не диалог, а лишь интересующую ее тему. – Я никогда не спала ни с кем старше себя.
– Ты спала с Мармадюком, – зачем-то сказала я, – а ему уже за тридцать!
Какой нелепый диалог! Мне безразлично, кто с кем спит или спал, или собирается. У меня друг погиб, от моей руки, между прочим. Патрик, прости меня, дружище!
Нет! Скорбеть буду потом.
– Когда мне было за тридцать, твой Мармадюк пытался вылупиться из яйца, в котором его заточил Этельбор! – Она опять засмеялась, дернула меня за ухо, срывая серьгу. – О чем она думает, Караколь? Она ошеломлена? Завидует?
– Сейчас она собирается подсечь противника под колено, воспользовавшись тем, что нож уже не около ее лица.
Это было несправедливо, я даже топнула ногой, которой собиралась подсекать куртизанку. У них преимущество! Не бывает фей-мужчин! Никто о них никогда не слышал!
– Бывает, – сказал горбун одними губами и подмигнул.
Тысяча фаханов!
– Знаешь, что было самым сложным? – не унималась Моник.
– В том, чтоб спать с лордом-шутом?
– В том, чтоб притворяться обычной! Приходилось все время напоминать себе об этой обычности, стоять каждый день у зеркала и говорить себе: «Красота не вечна, она скоро пройдет, нужно как-то устраиваться в этой жизни».
– А потом интриговать, помогая любовникам достичь величия, хотя их величие не интересует тебя ни в коей мере? Нечеловечески сложно!
Я кивнула и бросилась на нее, особо не размышляя. Нож отлетел, звякнув о стену вдалеке. Раз мысли работают против меня, то и думать не буду. Вот у Моник в голове такая каша, небось, ее красноглазый Караколь потеет, когда туда заглядывает.
Дралась я здорово, не по-девчачьи, а как настоящий ардерский дворянин, правда, хилый и не особо тренированный, но белокурой Моник и того хватило. Кстати, белокурой она быть перестала в первую очередь. Не уверена, что таскание за волосы одобрил бы лорд-коннетабль, но оно у меня получилось на отлично. Моник взвизгнула, раздался треск как будто рвущегося шелка, локоны отделились от ее головы.
Я отбросила парик, подняла свой клинок.
– Отреши ее, Караколь! – прокричала Моник, прижимая руки к коротким рыжим волосам. – Не убивай!
И меня отрешили, что бы это ни значило. Щелкнуло, но не снаружи, а как будто внутри моей головы, я стала пустой, как кузнечный мех, и такой же легкой, зависла над землей, привязанная к ней невидимой нитью и на ней же, этой нити, покачивалась. Шевелиться не могла, говорить тоже, поэтому я громко подумала про Караколя и Моник, вместе и по отдельности, и в сочетаниях с разным количеством фаханов разного качества и расцветок. Караколь мои гневные мысли прекрасно слышал, он поцокал языком и ткнул мне в лоб кончиком пальца, отчего я опять покачнулась на ниточке и думать ругательства перестала.
– Чего мы ждем? – раздраженно спросила Моник, когда горбун наконец подал ей руку, помогая подняться с земли.
– Я жду указаний.
Перед тем как начать говорить, Моник сделала такую небольшую паузу, будто для того, чтоб набрать воздуха. Она продумывала слова! Я знала это состояние. Когда торгуешься с феями, формулировка очень важна, они любительницы прицепиться к неточности и извратить смысл просьбы.
Как же глупенькая куртизанка справляется с феей? Может, ее глупость – лишь одна из масок? Одна из масок Безумного Ригеля, ох, нет – Безумной Ригель.
Интересно, меня убьют? Хотя она сказала своему дрессированному фею «отреши, но не убивай», это вселяет надежду.
А еще дуэт у них интересный, будто извращенная копия пары Аврора – Мармадюк… Я наткнулась на внимательный взгляд Караколя и заткнулась. М-да…
– Воспользуйся мечом Арктура для того, чтоб проложить путь, и позволь мне им воспользоваться, следуй за мной, затем уничтожь путь.
Горбун кивнул.
– Девку бери с собой.
Он кивнул опять:
– Вальденс будет ждать в условленном месте.
Я мысленно ругнулась. А не упомяни она про меня, может, и обошлось бы. Вальденс?
– Лорд Вальденс может хвастаться самым коротким заточением за всю историю Ардеры, – возбужденно хихикнула Моник. – Так ты уже испробовал новую игрушку?
– Да.
– Тогда начинай. Я хочу это видеть.
И в руках Караколя будто из воздуха соткался огромный, с его рост двуручник.
– Его только называют меч Спящего, – шепнула мне Моник, – или меч Арктура, на самом деле ни один человек им воспользоваться не может, даже золотая кость, даже чародей.
Я покачнулась на ниточке, как бы поддерживая беседу.
– А теперь смотри, что может сделать с ним фея!
Как будто меня нужно было уговаривать! Да я даже если бы хотела отвернуться и не смотреть, не смогла бы.
Меч сиял, Караколь тоже что-то испускал, и то, что поначалу приняла я за его личное сияние, оказалось раскрывшимися за спиной крыльями. Святые бубенчики, у него были крылья! Все это время были крылья, которые я принимала за горб. Он же и не скрывался от людей особо, ходил среди нас – красноглазый, крылатый, острозубый. А мы не замечали, потому что всем известно, что фей-мужчин не бывает. Да и кто вообще будет смотреть на слугу при купальнях? Разве что, если горячая вода закончится, вот тогда на него внимание обратят. Ну или если ты урод, тогда тоже обратят, но брезгливое и недолгое. Всем неприятно лицезреть безобразие. Люди невнимательны, даже матушка моя об этом говорила, поверхностные и легкомысленные ротозеи. И многие этим пользуются. Караколь, например, или даже ты, Шерези. Ты такой же уродец, только вместо горба у тебя пумекс в штанах.
