Света сделала еще один глоток валерьянки и уже спокойно продолжила:
— А дальше вы знаете, я закричала, вы прибежали, «Скорая» ее увезла. Вот такие у нас дела, — добавила она очень печально.
— Ладно, Света, не кисни, пойду я побеседую с вашим баснописцем, теперь у меня к нему еще одна тема для разговора прибавилась, — задумчиво сказала я.
Света неопределенно мотнула головой, я попрощалась и покинула негостеприимную комнату.
Пройдя дальше по коридору, я остановилась у двери с табличкой 327.
Постучала и, не услышав ответа, уверенно вошла внутрь.
Такая же светлая и уютная комнатка, как у девчонок, но здесь уже царил истинно мужской дух и мужской бардак. Нет, конечно, носков по углам не стояло, но все-таки чувствовалось, кто здесь хозяин.
За письменным столом, повернувшись ко мне спиной, самозабвенно рубился в компьютерную игру рослый детина. Но, судя по картинкам на экране, детство у него все еще играло во многих труднодоступных местах.
На голове у него были наушники, чтобы, наверное, никто не отвлекал его от виртуального мира.
Вот почему я до него никак не могла дозвониться.
«И что Люся в нем нашла? — задумалась я, — из-за такого инфантильного придурка убивать себя? Да уж, пути Господни неисповедимы».
Я кашлянула разок, второй, третий — ноль реакции, тогда, не долго раздумывая, просто-напросто нажала на ноуте кнопку выключения. И — вуаля — Толик наконец-то обратил на меня свое внимание.
Он снял наушник и с негодованием уставился на меня.
— Ты кто такая? Ты чего творишь? — заревел он.
— Анатолий Крылов, если не ошибаюсь, — казарменным тоном произнесла я.
— Ну я. А ты что, из деканата, что ли? Если насчет пересдачи — то я все сделаю, я обещаю.
Физиономия Толика уже стала испуганной и глупой одновременно. Этот детина с пустыми оловянными глазами мне определенно не нравился.
— Нет, не из деканата. Ты Людмилу Озерскую знаешь? — строго спросила я.
— Люську, что ли? Знаю, а что? Ты кто такая? — огрызнулся парень.
Второй его вопрос я проигнорила, просто ответила:
— Людмилу полчаса назад на «Скорой» забрали, она напилась таблеток, пыталась покончить жизнь самоубийством. Ты догадываешься, почему и из-за кого она так поступила?
— Ты следачка, что ли? Так бы сразу и сказала.
Я неопределенно пожала плечами, этот жест можно было рассматривать как угодно. Хотя слово «следачка» меня просто бесит, но Толик, наверное, все-таки не на филфаке учится. Я очень на это надеюсь.
— Люська дура просто, если решила травануться. Мне хочет насолить, хотя я все ей объяснил нормально, рассказал. Погуляли — разбежались, в чем проблема-то?
Парень разозлился, он вскочил со стула и начал ходить из угла в угол по комнате.
— И вообще, это ее проблемы, если она залетела — какие дети, я ей объяснил все. Пусть валит к своей мамашке в деревню, там и рожает, а мне рано еще…
Я смотрела на этого холеного, вальяжного молодого человека и в душе боролась с гадливостью. Сделал ребенка — и в кусты, сразу бросил девушку, когда она ему рассказала об этом. Вот поистине антимужской поступок.
Я спросила:
— А тебе Людмилу и вашего общего ребенка совсем не жаль? Она же умереть может, за ее жизнь сейчас врачи борются.
Толик заходил еще быстрее по комнате, принялся лохматить волосы.
— Жаль, конечно, что я, не человек, что ли? Но что я могу сделать? Какие дети — мне двадцать лет!
— Но не пятнадцать же, — пустила шпильку я.
— Да, не пятнадцать, но все равно рано. Люся — хорошая, верная, честная. Она мне нравится очень, но жениться я не хочу, детей я не хочу. Но убивать себя тоже не надо! Она больная совсем, что ли?
Немного помолчав, он спросил:
— А в какую больницу ее повезли?
— Я точно не знаю, ты можешь уточнить у Максима, охранника.
— Да, конечно, надо туда съездить. И эти таблетки, которые она съела, наверное, для ребенка все это вредно очень? — заглядывая мне в глаза, спросил Крылов.
— Не буду тебе врать, скорее всего, вредно. Но тебе нужно с доктором поговорить.
— Да-да, конечно, — не стесняясь меня, он принялся переодеваться и собираться в больницу.
— И еще один маленький вопрос — ты у своей бабушки Лидии Степановны давно в гостях был?
— У бабушки? А при чем здесь она? — удивился Толик.
Я не ответила, и он продолжил:
— Я у нее был в последний раз в сентябре, наверное, папин дэ-рэ отмечали. Он по скайпу выходил на связь из своей Канады, а я бабушке ноут включил, чтобы она его поздравила. А потом вроде бы и не был у нее. Закрутился как-то, дела, все-такое. А что случилось? Что-то с бабушкой?
Видя, как у него мгновенно побледнело лицо, я поняла, что парень еще не совсем пропащий, его еще можно сделать нормальным человеком — вон как за бабулю переживает.
— С бабушкой твоей все нормально, ты ее только проведывай почаще, не забывай. Она скучает. А ключи от ее квартиры у тебя есть? — спросила я.
— Да, есть. Она сама на всякий случай давала, — кивнул Анатолий.
— Проверь, пожалуйста, на месте ли они.
Толик нехотя полез в ящик стола, пошарил там, вытащил картонную круглую подарочную коробку и из нее достал связку ключей.
— Вот они, все на месте. А к чему все эти вопросы? — продемонстрировал он мне ключики.
— Их никто не брал?
— Да нет, некому их брать. Комнату я всегда закрываю, мой сосед Мишка здесь теперь нечасто бывает. К девушке своей переехал недавно, на Первомайке живут. Жениться собираются.
— И ему тоже, наверное, всего двадцать? — улыбнулась я.
— Да, точно. Он даже на полгода младше меня, — задумчиво протянул Толик.
— Вот видишь. И последний вопрос: Виолетту, бабушкину кошку, знаешь?
— Этот толстый огромный кусок шерсти. Да, бабуля на ней сдвинулась, кроме нее, никого не видит, целуется с этой заразой. Да что случилось-то, вы мне скажете наконец? — строго обратился он ко мне.
— Виолетта пропала, и твоей бабушке сейчас очень нужна поддержка. После больницы позвони Лидии Степановне, ей сейчас очень трудно.
— Да, конечно. Я знаю, как она Виолку любит. Пропала она, говорите? Мм… надо же!
— Да, пропала, а я частный детектив, разыскиваю ее.
Парень ухмыльнулся. Да, искать кошек — не очень-то интересное занятие для профессионала.
Я поняла, что больше ничего тут не узнаю, попрощалась и вышла из здания студенческого общежития.
