Вопрос был предельно простым, но поставил мою собеседницу в тупик. Ника замолчала и молчала долго — минуты две. Я терпеливо ждала. Если эта женщина решилась позвонить мне после трех лет молчания, значит, у нее есть веская причина для этого.
Наконец у Ники нашлись слова:
— Знаешь, Охотникова, когда я смогу ответить на этот вопрос, то сама задушу гада голыми руками.
— Зачем звонишь?
— Слушай, неужели ты не в курсе? — поразилась Ника. — Весь город гудит. Только об этом и говорят.
— Я только что вернулась. Зачем звонишь?
— Стерва ты, Евгения, — мирно сказала женщина. — И что Кира в тебе нашел?
— М-м, давай подумаем. Модельную внешность и чуткую душу?
Ника еще помолчала, потом устало проговорила:
— Звоню, чтобы позвать тебя на похороны.
— Да ты с ума сошла? — вскипела я. — Там и так будут три вдовы! Только меня не хватало. Тогда уж зови всех — эту, как ее… балерину, и ту, заводчицу бульмастифов, и училку из гимназии… Список получится длинный.
— Знаешь, я всегда тебя ненавидела, — вздохнула женщина.
— Спасибо, я в курсе, — усмехнулась я. Боль копошилась где-то в районе сердца, но я чувствовала себя как будто под анестезией. Больно будет потом.
— Дай сказать. Ненавидела, потому что знала — ты для Кирилла особенная. Не такая, как эти.
— Так, давай заканчивать, — жестко проговорила я. — Позвони как-нибудь потом. Предадимся воспоминаниям. Сейчас, извини, не могу.
— Погоди, не бросай трубку! — заторопилась Ника. — Ты не поняла — это просьба Киры. Он хотел, чтобы именно ты развеяла его пепел над Волгой.
— Он хотел… что? — Я не поверила своим ушам.
— Кирилл оставил четкие указания, как поступить в случае его смерти, — терпеливо пояснила женщина. — Ты же его знаешь. Каждую мелочь просчитал. Завещание оставил, все как полагается. И распоряжения. Все в юридической фирме «Басов и Ларионов».
— Солидная контора, — поневоле признала я.
— Кира Ганецкий признавал только все самое лучшее! — с некоторой гордостью сообщила Ника. — Так что нам ничего не оставалось, как сделать все точно по инструкции.
— Что… сделать? — осторожно поинтересовалась я.
— Как только нам выдали тело, мы Киру кремировали, — деловито сообщила Ника. — Он сам так хотел. Осталось выполнить его последнюю волю — развеять прах над водой.
Перед глазами возникло лицо Ганецкого — неправильное, но обаятельное, похожее на морду добродушного льва, с желтовато-зелеными глазами навыкате, сочными чувственными губами. Не могу поверить, что никогда больше не увижу его.
— Ну так развейте, — холодно сказала я.
— Ты снова не поняла. Кирилл четко оговорил, что поручает это тебе. Никому, кроме тебя, доверить это он не хотел.
Как будто стальное кольцо сжало мне горло.
— Я приду, — прохрипела я в трубку и прервала связь.
Вот так и получилось, что некстати налетевший порыв ветра засыпал пеплом не только трех вдов и нескольких друзей Кирилла Ганецкого, но и меня, Евгению Охотникову.
Кстати, урну дорогой покойник завещал мне.
Наверное, потому, что точно знал — я бы от него и копейки не взяла, ржавой скрепки не приняла бы в подарок после всего, что было…
Но урна — дело другое.
На поминки я не поехала. Не желаю сидеть в компании незнакомых или, того хуже, знакомых, но малоприятных мне людей и обсуждать умершего. Ганецкий, конечно, редкостная скотина и со мной поступил по-свински, но было время, когда я любила этого человека.
Я засыпала рядом с ним и просыпалась счастливая. Мы вместе жили, вместе путешествовали. Кирилл был, что называется, «человек-праздник». Он умел сделать жизнь… необычной. Интересной. «Серые будни» с ним становились вовсе не серыми.
«На большом воздушном шаре мандаринового цвета мы с тобой проводим это лето…» Наше лето длилось почти два года.
Мы познакомились на приеме — загородный дом, гости в легких вечерних нарядах. Я была «при исполнении» — сопровождала клиента. Разумеется, я не стала надевать берцы и камуфляж, а изображала спутницу охраняемого объекта. На мне был белый брючный костюм, при себе имелся пистолет в сумочке. Поскольку я пришла сюда не отдыхать, а работать, то весь вечер я сканировала периметр и обращала мало внимания на гостей — я знала, что чужих тут нет, все приглашенные — друзья хозяина, а значит, опасность с их стороны моему клиенту не угрожает. Мой охраняемый объект веселился вовсю, флиртуя с хозяйкой дома и другими дамами, а я бдительно следила за тем, кто подходит к нему.
На таких мероприятиях я обычно беру бокал с шампанским, чтобы не выделяться из толпы, и медленно перемещаюсь, следя, чтобы объект всегда оставался в поле моего зрения.
Но в этот раз привычный распорядок был нарушен. В середине вечера кто-то вынул из моей руки бокал с выдохшимся шампанским и протянул мне свежий. Я отметила белоснежный манжет и рубиновую запонку.
— Вам не стоит это пить, — произнес негромкий мужской голос. — Кроме того, такая красивая гостья не должна скучать одна. Кто вы, прекрасная незнакомка?
Я закатила глаза и тяжело вздохнула. Ну почему мне мешают работать?
Я обернулась с намерением быстренько отбрить непрошеного ухажера — и встретила ироничный взгляд желто-зеленых львиных глаз.
Мы поговорили минут пятнадцать, потом я извинилась и растворилась в толпе гостей. Той же ночью отвезла клиента в аэропорт, а когда подошла к своей машине, в ней уже сидел он. Кирилл Ганецкий.
Мы вернулись в сад. Гости разъехались, и мы были совсем одни в его загородном доме. Мерцали разноцветные фонарики на деревьях, сонно колыхался пруд, и шампанского оставалось целое море… Так начался наш роман.
Я влюбилась в этого человека — насколько я вообще способна любить. Потеряла голову. Отказывалась от работы, от выгодных контрактов. Сопровождала Ганецкого в деловых поездах и была его спутницей в путешествиях.
При этом розовые очки сползли с моих глаз довольно скоро. Я знала, что Кирилл женат. Супруга его — та самая Ника, что сообщила мне о его гибели, — отличалась склочным характером и порядком отравляла нам жизнь. Кирилл клялся, что находится в процессе развода, что у них со второй супругой давно нет ничего общего. «Второй?!» — наивно переспросила я. Оказалось, у любвеобильного бизнесмена имелась еще первая жена. По счастью, не такая активная, как спортивная Ника.
«Может, у тебя и детишки есть? Скажем, трое-четверо?» — холодея от предчувствия, спросила я Ганецкого. Но детей у него не было. Может, именно это не давало ему остепениться, создать прочную семью? Кирилл как будто все время чего-то искал. Я тешила себя иллюзиями, что во мне он это «нечто» нашел. Ха-ха. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
