Сергей прихлебывал чай, поглядывая на меня с усмешкой. Чувство юмора у него было специфическое. И еще — у меня каждый раз возникало ощущение, что он видит меня насквозь. Все мои тайные мысли, самые легкие проявления недовольства…
Самым простым было встать и уйти. И никогда не возвращаться в этот пропахший дешевым куревом дом.
Но я чувствовала, что отвечаю за этого человека. Год назад я спасла ему жизнь. Сергей Валентинович Коваль появился в Тарасове больше года назад. Приехал откуда-то — то ли из Краснодара, то ли из Красноярска, это так и осталось тайной. Он был совсем один. И деньги у него были — сразу по приезде Коваль купил квартиру в хорошем районе, нанял приходящую домработницу. Видимо, она-то и навела на одинокого инвалида черных риелторов.
Они забрали Коваля из дома, увезли к себе и довольно долго прессовали. Им было нужно, чтобы мужик подписал документы. После этого его можно было устранить — несчастный случай с электричеством или в ванной, и нет проблем.
Коваль держался долго, а потом сдался. Видимо, решил, что пусть убьют, только быстро. Он сказал, что подпишет бумаги. Его вымыли, накормили, одели в костюм.
Ошибка тех уродов была в том, что они повезли Коваля в нотариальную контору. Видимо, решили, что он сломался окончательно и не представляет опасности.
Я зашла к нотариусу по делу и сидела в приемной. Живописная группа из двух амбалов и инвалида сразу привлекла мое внимание.
Следующим, что я заметила, были израненные запястья Коваля и след от сигареты на тыльной стороне его ладони. Мне уже приходилось видеть такое.
И еще взгляд. Сергей смотрел на меня не отрываясь и молчал. Надежды в его глазах не было. Подумаешь, какая-то посторонняя женщина. Чем она может помочь?
Вот тут он ошибся.
Я дождалась, когда они покинут контору, зашла к нотариусу — давнему знакомому — и выяснила подробности сделки. Потом села в свой «Фольксваген» и проследила троицу до пригородного лесочка. Там уже была заботливо выкопана могила.
В нее и лег один из черных риелторов. Кстати, это была самооборона. И даже без превышения допустимого. Он на меня с ножом пошел, что мне было делать?
Второй убрался восвояси со сломанной в трех местах рукой и строгим наказом забыть о существовании Сергея Коваля.
Чтобы подкрепить наказ, я забрала у мужика паспорт, который он предусмотрительно захватил, собираясь в нотариальную контору.
Больше Сергея никто не беспокоил.
Квартиру он вскоре продал — сказал, что все равно не сможет там жить, и купил вот этот дом, мотивируя это тем, что не нужно подниматься и спускаться по лестнице — открыл дверь, и ты дома.
И к домработницам с тех пор Сергей Валентинович относился крайне подозрительно.
Говорить о себе Коваль не любил. Все, что я знала о нем, я выудила из обрывочных рассказов и случайных оговорок.
Сергей был военным юристом. Командировка в Чечню закончилась трагедией — вертолет рухнул в ущелье, Коваль выжил, но остался инвалидом.
Вернулся — и его налаженная жизнь расползлась по швам. Жена заявила, что еще молода и хочет пожить, из чего следует — дороги их расходятся, тем более у нее уже есть один человек… Вот тут Коваль запил. Полгода прошло как в тумане. За это время супруга успела не только развестись с ним, но и поделить совместно нажитое имущество так, что Ковалю достались только деньги, да и то невеликие. Хорошо хоть детей у них не было.
Не в силах выносить жалости общих друзей и прежних коллег, Коваль решил начать жизнь с чистого листа и переехать в другой город. Ткнул окурком в карту — и попал в Тарасов. Здесь Сергей оказался совершенно один, без друзей и знакомых. Чем закончилась жизнь на новом месте, уже известно.
Мы допили чай, и я взялась за швабру и бутылку с моющим средством. Но тут, как говорится, нашла коса на камень.
— Убери немедленно, — приказал Коваль, и по его тону я поняла, что он не шутит.
— Да ладно, слушай, чего ты, давай я немного приберусь…
Инвалид недобро глянула на меня и холодно сказал:
— Знаешь, вообще-то это мой дом. Давай-ка ты не будешь здесь распоряжаться.
Я поставила швабру в угол.
— Как хочешь. Ладно, час поздний, я поеду. Вот твой презент.
Я выставила бутылку на край стола, так, чтобы Коваль мог ее достать.
— Скатертью дорожка, — хмыкнул инвалид.
Я подошла к двери и взялась за ручку. Обернулась. Сергей сидел за столом, смотрел в окно, за которым ничего не было видно.
— Слушай, давай тебя в больничку устрою? — предложила я, уже зная, что услышу в ответ. И точно: Коваль усмехнулся уголком рта и спросил:
— И что, там мне пришьют новую жизнь?
Вернувшись домой, я открыла дверь, стараясь не разбудить тетушку. Но Мила, как оказалось, не спала — ждала меня, клевала носом над очередным детективом, до которых была большая охотница.
— Вовсе не обязательно было меня дожидаться! — сердито сказала я, входя в гостиную. Мила ничего не ответила, и я поняла, что тетя все еще обижается.
Но сил на выяснение отношений у меня не осталось.
— Знаешь, русская народная пословица гласит, что утро вечера мудренее, — мрачно сообщила я. — Предлагаю проверить на практике. Спокойной ночи.
Я закрыла за собой дверь комнаты и включила свет.
Первым, что бросилось мне в глаза, была урна.
Я вспомнила то, что прочла в Интернете про убийство Кирилла. Ганецкий был застрелен двумя выстрелами поздним вечером позади собственного дома. Его нашли на бетонной дорожке, ведущей к дому от гаража. Он пролежал там всю ночь.
Я больше никогда его не увижу. Не смогу выяснить отношения, вывалить на него претензии, которые так и не успела озвучить. Все, что у меня осталось, — вот эта урна. Хреновина с ручками, похожая на ночной горшок.
В бессильной ярости я швырнула свое наследство об стену. Миг — и фарфоровая штуковина с ручкой валялась на полу, разбитая вдребезги.
Я почувствовала, как щиплет в глазах. Ну вот, теперь у меня вообще ничего не осталось от Кирилла Ганецкого — не считая воспоминаний, конечно.
Может, это и к лучшему? Ведь каждый раз при виде фарфорового сосуда, который завещал мне покойный возлюбленный, я бы испытывала отрицательные эмоции. А так даже лучше. Воспоминания постепенно развеются, как пепел над водой.
Я присела, собирая черепки. В груде фарфора что-то белело. Я подняла с пола лист бумаги, свернутый в трубку и перевязанный синей лентой. Это еще что такое?!
Я развязала ленту, и лист развернулся у меня в руках. Я увидела четкие буквы и мгновенно узнала знакомый почерк. Я держала послание от Кирилла Ганецкого.
«Меня убили. Если ты это читаешь, значит, они до меня добрались. Женя, ты единственный человек, кому я могу доверять. Найди того, кто это сделал. Найди его. Или ее. Ты умеешь. Вот список тех, кто заинтересован в моем устранении (дальше шли ровные колонки имен). Знай, что из всех женщин в моей запутанной жизни я любил по-настоящему только тебя одну».
