— Поди ж ты, а? — нахмурилась Клава. — А если у нее никого нет? Такой вариант вас не устроит?
— Не устроит.
— Как много у нас общего, — ответила Клава. — Прямо моя копия, только размер груди не над уровнем моря. Меня ваш вариант тоже не устроит.
— Не хамите, — повысила голос медсестра. — Есть установленный порядок…
Клава, подпрыгнув, перегнулась через стойку регистратуры. Девушка сделала шаг назад. Я приготовилась ко всему на свете.
— Ты вот что, глиста в халате, — тихо сказала Клава. — Ты хоть и за забором стоишь, но мой тебе совет: не двигайся до тех пор, пока я не покину это здание. И не звони никуда. Потому что я и повыше подпрыгнуть смогу.
Клава коснулась ногами пола, картинно оттолкнулась ладонями от стойки и прямиком направилась к лифту.
— Я сейчас охрану позову! — повысила голос дежурная.
— Зови, пусть проводят, — согласилась Клава и нажала кнопку вызова.
Охранник, которого можно было перешибить силой мысли, неловко улыбался, глядя на нас из-за огромного искусственного фикуса, стоявшего в углу холла.
— Терминатор, — шепнула Клава. — Раньше работал у нас в библиотеке, тоже охранял. Видать, жизнь заставила в кобуру нарядиться-то.
— Нет, Клава, так не пойдет, — решительно заявила я.
Я вернулась в регистратуру и извинилась. Пришлось объяснить девушке причину такого сильного желания увидеться с пациенткой Толубеевой и уверить ее в том, что мы сразу уйдем, если нас не пустят в палату.
До палаты дойти не удалось — в дверях отделения нас встретила воинственно настроенная медицинская сестра, которую, казалось, не смог бы сдвинуть с места даже танк. Заметив, что Клава готова применить физическую силу, я выступила вперед и стала расспрашивать медсестру о Зое Константиновне.
— Сегодня поступила, совершенно верно, — проинформировала меня женщина. — Стабильна, да. Получила сотрясение головного мозга. Рана на затылке поверхностная, опасности для жизни никакой. Уже обработали и зашили.
— Она в сознании? — встряла Клава.
— Да, пришла в себя, — кивнула медсестра. — Сейчас отдыхает. Пропустить вас к ней не имею права, это приказ завотделением. Он подтвердит, как только освободится.
— Не могли бы вы сообщить мне, когда можно будет ее навестить? — попросила разом сникшая Клава.
— Через пару дней, не раньше. Мы и полицию не пускаем, не разрешается.
— Понятно.
— Пожалуйста, — попросила я, — передайте Зое Константиновне, что приходили навестить ее Клава и Татьяна — она знает. Скажите, что все будет в порядке. Пусть отдыхает.
Клава опустила голову. То ли устала держать спину ровно, то ли стресс сработал в обратном направлении, утомив ее нервную систему. А ведь была как Рэмбо, тронь — размажет по стенке. Но если на что-то смотреть издалека и бояться — это одно, то подойти ближе и увидеть — это другое. Вот после другого и наступает «психологическое похмелье».
На улице я закурила, не боясь того, что кто-то меня одернет. Клава медленно шла рядом, глядя под ноги.
— С тобой в гостиницу пойду, но на ночь не останусь, — сказала она спустя время. — Справишься?
— Справлюсь, — заверила я ее.
— Я пару раз была на хозяйстве, когда Зойка срочно куда-то уезжала, так что все объясню и покажу. Но только завтра, ладно? А сейчас так… на минутку. Не могу даже думать о том, что случилось.
— И не думайте, — оборвала я Клаву.
Мы вернулись в гостиницу вдвоем, но Клава, как и обещала, побыла со мной недолго. Мы снова проверили все замки, щеколды, шпингалеты и убрались в доме, причем комнату Зои Константиновны приводила в порядок ее подруга, даже не подпустив меня ближе, чем на пушечный выстрел. Сама таскала в тазике воду, сыпала какой-то порошок на губку, стояла на корточках, яростно оттирала пятно. Потом расставляла зачем-то все и без того никем не тронутые предметы на тумбочке и на столике. После всего я предложила ей выпить вина, она отмахнулась. Тогда я заменила вино на чай с пирогом, но от чая Клава отказалась, а вот кусок пирога оттяпала себе порядочный. Сказала, что отнесет его в больницу Зое Константиновне.
— У меня полная кастрюля супа, — заметила я. — Возьмите половину, пропадет ведь.
— Наливай.
Клава ушла от меня с тяжелым пакетом, пообещав заглянуть завтра.
Получив ключи от всех помещений, а также инструкцию о том, как должен себя вести в гостинице примерный постоялец в отсутствие хозяев, я почувствовала себя крайне неуютно. И снова испытала это ощущение, словно что-то важное происходит у меня под носом, только я этого не вижу. Я заново пошла теми дорогами, по которым проходила уже сто раз. Бумажку с «горячими» номерами телефонов сняла со щита и положила на кухонный стол, пусть будут перед глазами. Проверила, работает ли городской телефон. Обошла весь дом, опять подтянула шпингалеты на всех рамах. Задернула занавески. Некоторое время стояла в комнате, где было совершено преступление. Ничего. В голову не приходило ничего.
Я вошла на кухню и посмотрела на часы. Совсем скоро должен был появиться майор Пашков, с помощью которого я надеялась разобраться в этом бардаке из событий. Ну а пока что чашка кофе была бы очень кстати. Да и остатки пирога, если честно, тоже оказались не лишними.
Пашков, видно, после службы домой не зашел — появился на пороге в той же одежде, не выглядел посвежевшим или отдохнувшим. Напротив, все чаще прикасался пальцами к переносице, словно у него болела голова. На мое предложение угоститься болеутоляющим ответил отказом и сделал неожиданное предложение:
— Не хотите пройтись?
Я хотела, очень хотела.
Мы пошли по главной улице, потом свернули на соседнюю, затем куда-то еще. Очажки открывались с новой стороны.
— Да, у нас тут не слишком просторно, — прочитал мои мысли Пашков. — Весь поселок можно обойти за полчаса.
— Да мы уже дольше гуляем, — вырвалось у меня. — А сейчас вы мне хотите показать местные достопримечательности? Говорят, в каждом небольшом населенном пункте есть памятный монумент, сцена на открытом месте, парк с фонтаном…
— Монумент присутствует, хоть Вторая мировая сюда и не добралась. Парк тоже есть, а вот сцены нет, она в Доме культуры. Это тоже жизнь, Татьяна. Я бы присел где-нибудь, если честно. Ищу место, где будет мало людей. Вот сквер через дорогу, там есть стадион, нам никто не помешает. Вы не против?
— А там кафе найдется? А то на вас, Егор Егорович, смотреть жалко.
— А вы не смотрите.
Стадион так хорошо спрятался в сквере, что у меня мелькнула мысль о какой-то маскировке. На футбольном поле стояли ворота, вокруг которых носились дети. Пашков прошел на трибуну, сел на первую попавшуюся скамью. Я опустилась рядом.
— После работы зашел в больницу, — сообщил майор. — Мне доложили, что к нашей пострадавшей приходили буйные посетители. Пытались непременно ее навестить. Им почти удалось. Не знаете, кто бы это мог быть?
