И облетает доверчиво.
Ах, не грусти, что цветы облетят,
Может быть, даже до вечера…
История шестая
Грядки в клетку
Сегодня будет чудный день, — сказала Лика Казимировна. Агния Львовна и Варвара Симеоновна после завтрака собирались ехать в город за лекарствами, а Лика Казимировна и Титаник оставались хозяйничать на даче. — Я бы без вас поработала в саду, только не знаю, что надо делать, — добавила она неуверенно.
— Косу мою только не трогай! — сказала Варвара. — А так делай что хочешь.
— Ты можешь начать полоть грядки, Ликуня! — заметила Агния. — По-моему, уже пора.
Проводив подруг до половины деревни, Лика Казимировна с Титаником вернулись домой. Титаник начал носиться по саду, выслеживая и преследуя добычу — мух и бабочек, жуков и лягушек — кто попадется. Лика нашла в сарае садовые перчатки, скамеечку, чтобы работать сидя, а не внаклонку, корзинку для сорняков и отправилась на прополку. Подойдя к грядкам, она в испуге остановилась: все три длинные гряды были покрыты неровным ковром молодой зелени разных оттенков и формы, и где тут росли овощи, а где сорняки, было решительно не понятно. Как же она не догадалась спросить у Агуни, что там у нее посеяно на каждой грядке? Ну, теперь уже не догонишь и не спросишь… Она наклонилась, потрогала одну травинку, другую… Ага, вот эти, будто присыпанные крахмалом листочки — лебеда, ее она знает. Вот с лебеды и начнем! И она принялась вырывать сизые, искрящиеся на солнце стебельки. Пройдя всю грядку до конца, она оглянулась: результаты ее трудов были не заметны, грядка как была заросшей, так и осталась, хотя корзина наполнилась до половины. Что ей еще знакомо? Ну, крапива, конечно! Крапивы было немного, и ее она быстро повыдергала. А дальше дело встало. Она задумалась. Потом отнесла сорняки на компостную кучу, вернулась и принялась выдергивать подряд все растения с одного края гряды. Уложив их аккуратно в корзину, она отправилась с ними через дорогу — к соседке Марье Васильевне, Марусе. Та оказалась дома: сидела на крылечке в теплой зимней кофте и вязала носок. Лицо у нее было какое-то сероватое.
— Маруся, ты не заболела? Чего это ты сидишь, как древняя старушка, да еще и зимней работой занимаешься — носки вяжешь?
— А что мне еще делать? По телевизору сейчас ничего путного, сериал только через два часа начнется. А болеть я пока не болею, но скоро начну.
— С чего бы это вдруг?
— С тоски. Ты видишь, что у нас на участке творится?
— А что?
Лика огляделась. Порядок перед новым каменным домом, трехэтажным, с двумя верандами, террасой и мезонином, был отменный. На месте бывших картофельных и овощных грядок простирался ровный зеленый газон; по четырем его углам росли розовые кусты, под ними стояли новенькие скамейки на львиных лапах — под старину. В центре газона находился небольшой круглый бетонный бассейн со статуей голенького мальчика с гусем. Фонтан появился еще в прошлом году: если его включить, то из раскрытого гусиного клюва бьет струя воды. Но фонтан включали только при гостях — Марье Васильевне он был ни к чему: «Гоняет воду туда-обратно без толку!»
— Не пойму, что тебе не нравится, Маруся?
— А все! — сварливо ответила соседка. — Не участок, а срам! Ну, пойдем, что ли, чай пить?
— Некогда мне, Марусенька, чаи распивать, меня работа ждет — грядки полоть надо.
— Грядки? Вот это дело! Так Наталья все посадила?
— Почему Наталья? Агуня сажала.
— Да? Странно… Я думала, Наталья.
— Да нет, ты что-то путаешь!
— Ничего я не путаю, сама ей семена давала. Я из ума пока не выжила. Хотя скоро выживу, наверное, с такими детьми…
— Да неужели тебя твои дети обижают, Маруся? Они у тебя всегда были такие любящие, заботливые!
— Вот-вот, от их заботы я, стало быть, и помру! Так что там у тебя с прополкой?
— Понимаешь, Маруся, — сказала Лика, садясь рядом с нею на крылечко, — начала я грядки полоть, а они так заросли, что я не разберу, где там овощи, а где сорняки. Вот, принесла тебе показать.
— Ну-ка, ну-ка… Да у тебя тут все вперемежку — трава, цветы и овощи!
— Цветы-то откуда на грядках взялись? Что-то ты опять путаешь, Маруся!
— Может, и путаю. Второй год не полю, тут все позабыть можно. Руки от безделья скрючивать стало. Во, ты глянь! — И она сунула Лике под нос свои сработавшиеся за годы руки: мизинцы и безымянные пальцы на обеих руках и вправду были как-то неестественно пригнуты к ладоням. — Пошли к вам, на месте поглядим, что там у вас выросло!
— Вот спасибо тебе, Марусечка. Пришли на место.
— Ух и заросло! Да, в самый раз полоть начинать! — Маруся склонилась над грядкой. — Что тут тебе непонятно? Морковка тут у тебя!
— Я тоже так подумала, Марусь, но вот ты посмотри на эту морковку, почему это у нее ботва другого оттенка?
— Да потому, что это не морковка, а космея! А вот тут ноготки, а это васильки пробились… А это вроде редиска… Тут вот настурция темная, а это настурция светлая.
— Овощи Агуня сажала, а вот цветы откуда взялись?
— Я ж тебе говорила про Наташку, а ты — «Путаешь, путаешь!» Я ей цветочных семян дала — она их и посадила. А потом вы приехали и по цветочным семенам овощи посеяли. Интересно, а куда же она георгины посадила? Я ей с десяток дала, сортовых, разных…
— И что же теперь делать, Марусечка? — перебила ее Лика. — Я ведь девочкам обещала грядки прополоть…
— Перво-наперво их и надо прополоть, а потом проредить и уже после решать, что от чего пересаживать — цветы от овощей или овощи от цветов.
— Ну, это уж пускай Агуня решает, мне бы только с прополкой справиться.
— Справишься! Я тебе помогу, все равно делать нечего.
— Ой, спасибо, Марусечка! Я сейчас принесу тебе скамеечку и перчатки.
— Неси! Раньше-то я голыми руками полола, а нынче от безделья руки стали мягкие, как подушки, белые. Даже под ногтями бело — не руки, а позорище! И скамеечку тащи — я внаклонку с отвычки полоть боюсь, еще голова закружится.
Соседки сели на скамеечки друг против дружки и принялись за работу. Они дергали, дергали и дергали сорняки, складывая их в кучи, потом относили в компост. Ну и разговаривали за работой, конечно.
— Сто лет была деревня как деревня, а теперь ей конец приходит, — сказала Марья Васильевна.
— Не сто лет — гораздо больше! — возразила ей Лика Казимировна. — Оринка старше Петербурга на несколько столетий.
— Да я помню, вы еще в детстве про древность Оринки всем нам уши прожужжали… А теперь — все, нет больше Оринки!
— Как это «нет»? Куда это она вдруг подевалась?
— А куда подевались коровы?
— Какие коровы?
