— Кстати, о руках… А вот интересно поставить себя на место ваших донаторов. У них ведь не один интерес, а два. Первый интерес — чтоб вы колоду Таро сделали. А второй — чтобы вы не сделали другой колоды. Вы можете что-то поменять в балансе, и это отрицательно скажется на планах масонерии. Я бы на вашем месте руки берёг. Потому что, знаете, ну вот вы же хирург, вы же понимаете, всё дело… в руке… Вот представьте, случайный разрыв сухожилия. Или просто неприятная ранка. Вы же не сможете работать. А так, всё остальное, что вам пообещали, вам, наверное, дадут. Но вот вы знаете, есть такое условие… Попробую на исторических парадигмах растолковать. Архитекторам Тадж-Махала руки отрубили по приказу падишаха. Зодчему Арсакидзе, когда он собор Светицховели в Грузии соорудил, царь Георгий отрубил руку. Кстати, она самая, сжимающая угольник, высечена над входом в собор. Южные народы такие прямолинейные, чистосердечные… А то был ещё зодчий Овнан, построил храм Звартноц в Армении. Византийский император Константин восхитился обводами купола и мастера к себе на службу позвал. Тут Овнана прежние донаторы и сбросили с крыши им же возведённого храма. Н-да… Чего только не творили. Живьём муровали, дефенестрации подвергали, руки рубили и глаза выкалывали… — Василий Васильевич сделал паузу, будто в уме что-то прикидывал, наконец, выдал: — Времени с той поры много прошло. Вы знаете, глазки вам, наверное, не тронут. Это сейчас не принято. А вот руки берегите, берегите… У вас же всё дело в руках. Не сможете держать скальпель, и всё — finita comoedia est. Что ж, останетесь администратором — при наилучшем исходе.
Василий Васильевич привалился боком к столешнице и нацарапал карандашиком пару слов на каком-то бумажном обрывке.
— Держите! Вам это скоро пригодится.
— Адрес какой-то… Зачем он мне? — презрительно сказала Гедройц.
Писатель только лучезарно улыбнулся и принялся далее развивать мысль:
— Но вообще-то администратор вы плохой, вы же о себе сами всё знаете. Ваш подчинённый Шрейдер завалил полицию запросами о вашей благонадёжности: «Не состоит ли?.. Не замечена ли?.. Проверьте…» Как думаете, почему этим запросам ходу нет? Вы же и «состоите», и «замечены», причём многократно: кадеты, подпольщики, масонерия. Одно ваше понимание женской дружбы чего стоит… Запросы у полиции изъяты для подшития в ваше «дело». Н-да… А прочие ваши служащие… Эх, чего о них говорить!.. Вы держитесь единственно за счёт того, что вы хирург хороший и личность колоритная. Но вы знаете… Этого всё-таки мало. Да, а всё остальное у вас будет. Что вам там пообещали? Деньги, власть, славу, — всё организуют. Но руки — берегите.
Наступила долгая пауза.
— Чайку не предложите? В горле совсем пересохло.
— В коридоре есть «титан», — машинально ответила Гедройц.
— Да что мне этот ваш «титан», когда простого тульского самовара хочется, — вздохнул Василий Васильевич. — А варенья у вас и вовсе не сыщешь. Разве что, прости Господи, «джем» какой-нибудь жиденько-склизкий, или «конфитюр», точь-в-точь как короста. Тьфу! Настоящее русское варенье должно быть сварено в тазу посреди фруктового сада, а не в плесневелой чахоточной фабрике, где сахару жалеют.
— Что мне делать? — дрогнувшим голосом спросила женщина-хирург.
— Прежде всего, выдать Таро и исходные материалы. Перед «охранкой» я за вас поручусь. Я же ваш гимназический учитель, а вы — моя любимая ученица. Какое, всё-таки, совпадение!.. О том, что я вас в детстве не помню, говорить не обязательно. Так вот, вы по моему поручению внедрились в российский филиал закулисы, вызвались разработать новую колоду и… Вы делали Таро и временами отчитывались перед донатором, но готовый экземпляр вручили мне. Местная масонерия опростоволосилась перед своим иностранным начальством. Мы с вами порушили все планы закулисы.
— А когда они придут с вопросами?
— Они не придут. Вы ведь будете уже не «их», а «наша». Вам опасаться нечего. Мстить будут мне. — Василий Васильевич усмехнулся и продолжил шутливо: — Но коридорного на всякий случай предупредите, чтоб останавливал масонов и прочий сброд. Ежели какой прохвост ужом проскользнёт, вы его за воротник — и взашей, — подмигнул Розанов. — А до того возьмите отпуск. Совершите паломничество, в Сергиевскую лавру, например. Тем самым дадите закулисе понять, что уходите из-под их руки. Кроме того, вам душеполезно будет. У меня там хороший друг, отец Павел Флоренский. Адресок его я вам записал. Побеседуете, Паша — мудрый. Погуляете промеж берёзок, на купола полюбуетесь. Всенощную отстоите. А ну как понравится? В церкви-то давно были? — Василий Васильевич головой покачал, зацокал. — Вот Паша вам свою литургию покажет. Службу в собственной церквушечке проведёт. Услышите шестопсалмие в его исполнении. Каждение увидаете, Паша умеет кадить ух как!.. Аж дым коромыслом!
Гедройц сунула писателю колоду Таро, вышла и скоро вернулась с двумя тяжёлыми папками. Розанов разобрал их на столе. Вот газетная карикатура и минималистичные фигуры, наносимые футуристами себе на лица. А вот — два вырванных из альбома листа с неуклюжими рисунками дочек, Наденьки и Варечки.
Василий Васильевич сложил вчетверо альбомные листы и спрятал в карман. Остальное стал мелко рвать и бросать в печку. Не забыл поворошить золу кочергой.
* * *
Тряска, а может утренняя прохладца привели Вольского в чувство. Во всяком случае, их меньшевик ощутил раньше тяжести — а на плече у него мирно подрёмывал Боря. Меньшевик узнал покачивавшуюся впереди спину — это Василий Васильевич правил рыдваном, и слабо заговорил:
— Что произошло в наше отсутствие?
С облучка донеслось знакомое дребезжание:
— Немного ласковых слов, доброты и блефа. Вера Игнатьевна усовестилась. Отдала нам колоду Таро.
Зашевелился Бугаев. Обвёл окружающий мир мутным взглядом. Нахохлился. Слабо окликнул:
— Куда вы правите? Нам же на станцию.
Розанов ответил, не оборачиваясь:
— К почте, нужно срочно телефонировать.
— В такую рань?
— Мочи нет: хочу Варваре Дмитриевне сказать, что была права насчёт детских рисунков. Что разыскал их и везу домой.
— Так разбудите!..
— Она которую ночь не спит из-за этого. Женщины!.. — вздохнул Василий Васильевич.
* * *
За прошедшие несколько дней гостиная Рёрих кардинально изменилась. Алые полотнища теперь ниспадали с потолка, повсюду были расставлены высокие светильники. Расхаживая промеж них, Елена возжигала огни, гасила другие, которые ей почему-то не нравились.
К возникшим на пороге трём друзьям Елена Рёрих протянула руки:
— Я — вы! Вы — я! Мы — частицы божественного «Я»! Уповайте!.. Лилеи взрастут на камени! Птички воспоют славу труду! О, слава труду! Тьма, тьма, тьма. Свет, свет, свет.
— Я предупреждал! — шепнул спутникам Розанов.
— Ваша карта… Я рассматривала её часы напролёт, и потом пошла горним путём. Возьмите её, щедрые люди! Огнь, о, огнь!.. Мир, труд, май…
