Хайнц Данко Херре служил Худу главным источником сведений о Бандере, а также о его гибели и расследовании возможного убийства. В БНД именно Херре поручили курировать ЗЧ ОУН и их вождя. Так совпало, что он же отвечал и за контакты с ЦРУ. Херре имел репутацию эксперта по России и Восточной Европе. Гелен заметил его еще в начале войны и в апреле 1942 года устроил ему перевод из фронтовой части в свой отдел Генерального штаба. Там Херре стал одним из авторов успешной пропагандистской кампании «Проблеск надежды» по привлечению красноармейцев в ряды власовцев. Весной 1945 года Херре вошел в узкий круг офицеров, которых Гелен взял с собой при переходе на сторону США. Через год после «легализации» БНД Херре поставили во главе отдела разведывательных операций против коммунистических стран. Эксперт по России занялся привычным делом
93.
На этом посту Херре как нельзя лучше пригодился ЦРУ. Джеймс Критчфилд, глава американской разведки в Пуллахе (пригороде Мюнхена, где размещалось руководство новой западногерманской спецслужбы), называл его ключевым американским агентом «в кругу близких Гелену людей». Почти полвека спустя Критчфилд, описывая в мемуарах пребывание в Пуллахе, признавал, что именно Херре был тем, кто «в трудных обстоятельствах мог найти общий язык с обеими сторонами, расчищать путь диалогу и вести дело к компромиссу». Херре немало приложил усилий для того, чтобы стать у американцев своим. «Он серьезно увлекся бейсболом и с ходу безошибочно называл средние показатели команд и какие у них были шансы на первое место в лиге», – вспоминал Критчфилд
94.
После внезапной смерти Бандеры Херре держал Худа в курсе расследования криминальной полиции. Рассказал он своему куратору в ЦРУ и о совместном обеде с вождем ЗЧ ОУН и его помощниками. Застолье в мюнхенском ресторане «Эвиге-Лампе» началось в десять утра 14 октября, а кончилось в два часа дня (менее чем за сутки до убийства). Бандеру сопровождали два человека – от них-то полиция и узнала, как прошла встреча. Украинцы, впрочем, подробно описывали меню, подозревая, что в одно из блюд подсыпали отраву. Один из них добавил, что по счету заплатил представитель немецкой стороны. Но вот о разговорах за столом спутники Бандеры упорно молчали.
Зато Херре от ЦРУ мало что скрывал. «Обед был посвящен главным образом тому, как именно „Подъем“ поддержит проведение дальнейших операций в СССР, – телеграфировал Худ в Вашингтон. – Также обсудили положение нынешней группы агентов, от которой несколько недель не было ни слова, а последний выход на связь имел место до пересечения границы СССР». В июле 1959 года Херре отправил группу националистов на Украину через Чехословакию. Еще раньше, 9 апреля, он согласовал операцию с Бандерой и одним из его людей. И хоть эта группа не подавала признаков жизни, 14 октября, на новой встрече в ресторане «Эвиге-Лампе», Херре предложил украинцам расширение сотрудничества. Позднее от источников среди эмигрантов станут известны новые детали той встречи. В докладе ЦРУ читаем: «Немцы приняли все предложения ЗЧ ОУН и пообещали всяческую поддержку. Степан Бандера остался весьма доволен итогом переговоров». Ярослава Бандера вспоминала, что муж был в тот день в хорошем настроении. По его словам, встреча прошла хорошо, а в ресторане вкусно кормили. Особенно понравилась ему куропатка
95.
Руководство осиротелой фракции ОУН подозревало, что их вождя отравили именно тогда за обедом, и не замедлило предупредить мюнхенское отделение ЦРУ. Но там и мысли не допускали, что Гелен или Херре могли убить Бандеру. Другое дело Лубянка. 19 октября, за день до похорон, все тот же Худ отправил директору ЦРУ очередную телеграмму. Он просил передать БНД «данные о случаях применения Р[усскими] Р[азведывательными] С[лужбами] конкретных ядов». По его мнению, такая информация «будет крайне полезна, поскольку достаточное количество яда, видимо, пока не найдено, хотя вскрытие точно указывает на отравление Бандеры». Худ полагал, что сведения об одном из прошлых дел ЦРУ навели бы на след «конкретного яда, который могли применить, – трудно обнаружимого и такого, который могли бы дать Бандере существенно ранее его смерти»
96.
Глава 14
Подозреваемая
Сотрудники центрального офиса ЦРУ в Вашингтоне не просто собирали данные из Мюнхена – они стремились дать немецким сыщикам важные улики. Этому служила, например, телеграмма в столицу Баварии от 5 ноября 1959 года: «Aecassowary-2 говорит жена Aecavatina-11 с ним незадолго до смерти»
97.
Разобрать такое послание могли только те, кто имел доступ к словарю кодов ЦРУ. Вместе с пометкой «Красное дерево» (отдел, занимавшийся Советским Союзом) в верхнем правом углу бланка стоял другой криптоним: Aerodynamic. Так обозначали действия ЦРУ по поддержке Заграничного представительства Украинского главного освободительного совета – группы националистов во главе с Миколой Лебедем. Она откололась от бандеровской ОУН в конце 40-х годов и тогда же перешла под крыло американской разведки. Сотрудники ЦРУ использовали «приставку» ae- для кодирования агентурных мероприятий против СССР и вовлеченных в них людей. Aecassowary-2 и Aecavatina-11, несомненно, входили в число последних. По-английски словом cassowary называют казуара – крупную, живописную и нелетающую птицу Новой Гвинеи. Aecassowary обозначало членов группы Лебедя в категории Aerodynamic – в том числе парашютистов, заброшенных на территорию СССР. Термин «каватина» взяли не из зоологии, а из мира классической музыки – так по-итальянски называют простую и короткую арию. Код Aecavatina присвоили ЗЧ ОУН.
Благодаря относительно недавнему рассекречиванию кодов ЦРУ времен холодной войны теперь этих членов фракций Лебедя и Бандеры можно назвать по именам. Код Aecassowary-1 означал Заграничное представительство УГОС в целом, Aecassowary-2 окрестили главу этой группы – Миколу Лебедя. Для бандеровцев использовали немного другой подход. Их вождя назвали Aecavatina-1, а вот имя Aecavatina-11 обозначало бывшего шефа Службы безопасности ЗЧ ОУН Мирона Матвиейко
98.
