Часть V
Международный скандал
Глава 32
Шок
Таких похорон на лютеранском кладбище Рорбек в Далльгове, наверное, никогда еще не видали: проститься с четырехмесячным младенцем явилось множество сотрудников КГБ и Штази, а вот родителей не было. Церемония, впрочем, прошла как положено. Запись в приходской метрике гласит, что Петер Леманн (такую фамилию ему придумали в комитете) предан земле 13 августа 1961 года
214.
Не пришел на похороны и Фриц Поль, младший брат Инге, хоть он и должен был доставить купленный вчера венок. Триста марок, которые мать ребенка передала через него родным на расходы, тоже исчезли. Парень решил уйти на Запад самостоятельно. Он и вправду сел на поезд в Далльгов, но затем передумал, поехал обратно и зашел к той же западноберлинской тетушке – Грете Филльвок. В день, когда хоронили его племянника, Фриц подал заявление на получение убежища в Западном Берлине
215.
Георгий Санников, тогда тридцатидвухлетний офицер КГБ, работавший в Берлине под дипломатическим прикрытием, позднее описал потрясение, испытанное коллегами и начальством, когда выяснилось, что Сташинский бежал:
Находившиеся на похоронах ребенка сотрудники КГБ недоумевали по поводу отсутствия родителей. В конце дня 13 августа 1961 года стало ясно, что Сташинские ушли на Запад. Все те, кто знал, какие задания выполнял агент в 1957 и 1959 годах в Мюнхене и что может произойти, если Сташинский заговорит, пришли в шоковое состояние.
Бывшие начальники Богдана немедленно стали отзывать агентов, которых он знал или мог запомнить в дни нелегального пребывания на Западе. Они готовы были любой ценой найти перебежчика и заткнуть ему рот, пока он не рассказал американцам слишком много.
Через несколько дней после похорон Санникова вызвали в Карлсхорст и велели помочь в выполнении специального задания другому офицеру – полковнику Александру Святогорову. Напарники расположились в ста метрах от входа в штаб ЦРУ на Клейаллее в Западном Берлине. Санникову засада запомнилась так: «Это наблюдение мы вели два дня. А. С. надеялся на чудо. В первый же день, заняв выбранную позицию, А. С. заявил мне: „Георгий, у меня с собой пистолет. Если мы увидим Богдана, уходи, я буду стрелять. Мне терять нечего. Я убью Богдана и себя“»
216.
Готовый пожертвовать собой ради казни беглеца, Святогоров был закаленным в боях ветераном. В годы Второй мировой войны он не раз принимал участие в дерзких рейдах за линию фронта. Позднее прошел в Киеве курс повышения квалификации – для работы под дипприкрытием в Чехословакии. После этого в Западной Германии он перешел уже в нелегальную разведку. В свои сорок четыре этот украинец слыл экспертом по антисоветской эмиграции и безупречному проведению «специальных мероприятий». В 1957 году его перевели в Карлсхорст, где он стал носить форму полковника Советской армии. На самом деле он подчинялся девятому отделу Первого главного управления, занятому главным образом лидерами украинских эмигрантов – не в последнюю очередь Бандерой. Из Киева ему сообщали, например, о перехваченной переписке сестер вождя ОУН, томившихся в Сибири. В декабре же 1959 года председатель КГБ УССР Никитченко вручил подполковнику Святогорову – заместителю начальника первого управления своего ведомства – ценный подарок за успехи в операциях против украинских националистов за рубежом. Входило ли в их число устранение Бандеры, сказать трудно. Святогоров усомнился в надежности Сташинского после известия о помолвке с Инге Поль. Но довольно скоро агенту пришлось уехать из ГДР, и за него отвечали уже другие офицеры
217.
Когда Сташинский приехал в Германию на похороны сына, полковник вновь заподозрил неладное. Он предупредил генерала, своего начальника, что этой парочке нельзя доверять, и советовал усиленное наблюдение. Наверху от него отмахнулись. Александров, куратор Сташинского, в подопечном не сомневался. «Как так можно? – упрекнул он Святогорова. – Не доверять такому героическому человеку, сделавшему столько для страны!» Теперь бегство агента за границу могло перечеркнуть блестящую карьеру полковника. Санников (его выбрали в напарники по двум причинам: он имел дипломатическую неприкосновенность и однажды видел Сташинского в Киеве, когда того еще учили шпионскому ремеслу) понимал, что у них нет ни единого шанса наткнуться на перебежчика. Вероятно, американцы уже вывезли ценную добычу из Берлина по воздушному коридору. Но Святогоров упорно продолжал следить за зданием ЦРУ. Он еще надеялся взять Богдана на мушку, рискуя собственной жизнью. В интервью пресс-службе внешней разведки Украины отставной полковник утверждал: «Живым я бы немецкой полиции в руки не дался. Для себя решил: в случае чего следующую пулю пущу себе в голову…»
218
Судя по всему, пренебрег словами Святогорова не кто иной, как Алексей Крохин – бывший замначальника Первого главного управления КГБ (внешней разведки). Генерал находился в кабинете Шелепина, когда тот вручил Сташинскому орден Красного знамени. Его перевели в Берлин после внезапной смерти Короткова в июне 1961 года. Шелепин из-за такой утраты горевал не сильно – он медленно, но верно выдавливал с Лубянки ставленников Ивана Серова, первого шефа КГБ. Людей, близко знакомых с моложавым, подтянутым Коротковым, его кончина ошеломила, но на вершинах власти чувства не имели значения. Начальник внешней разведки Штази Маркус Вольф, получив новость, вылетел с коллегами на похороны в Москву и был немало удивлен отсутствию там Шелепина
219.
Крохину, занимавшему теперь кабинет руководителя Карлсхорста, и выпало отвечать за побег агента и его последствия. Ради спасения карьеры надо было немедленно перевести стрелки на подчиненных. Первой жертвой бегства Сташинского в КГБ стал подполковник Юрий Александров. Ему пришлось дорого заплатить за то, что доверял и не проверял. В тот вечер, когда беглецы укрылись в Западном Берлине, их куратор выпивал с друзьями в Карлсхорсте. После того как в Берлин пожаловала комиссия, созданная для расследования инцидента, Александров оказался сперва в Москве, а скоро и за решеткой.
