Где Кёрстена всегда были рады видеть, так это у Томаса Додда, сенатора от Коннектикута и бывшего коллеги по Палате представителей. В 1962 году Додд занимал кресло вице-председателя подкомитета по внутренней безопасности. У них было много общего, пусть даже Додд, в отличие от Кёрстена, принадлежал к Демократической партии. Оба исповедовали католицизм и одинаково понимали служение Америке: патриоту, среди прочего, надлежало неустанно бороться против коммунизма и внутри страны, и за рубежом. Додд прославился как заместитель обвинителя от Соединенных Штатов на Нюрнбергском процессе. Он вел перекрестные допросы таких высокопоставленных нацистов, как Вильгельм Кейтель и Альфред Розенберг. Когда судья Верховного суда Роберт Джексон возвращался в октябре 1946 года из Нюрнберга в Вашингтон, он поручил Додду обязанности главного обвинителя на оставшиеся несколько месяцев. В 1952 году Додда избрали в Палату представителей, где он заседал в Комитете по расследованию коммунистической агрессии под началом Кёрстена
261.
Теперь Кёрстен навестил близкого друга. В тот же день он передал сенатору записку с изложением мотивов визита в Западную Германию: «Моей целью будет установить как можно больше фактов, относящихся к Сташинскому (возможно, и другим), которые покажут, что Сташинский действовал по прямому указанию Кремля и что убийства, вроде совершенного Сташинским, – неотъемлемая часть русского коммунизма». Кёрстен не забыл упомянуть и причину, по которой беспокоил Додда: «Мне кажется, в ЦРУ или другой ветви нашего правительства могут найтись люди, которым не по душе срывать маску с истинного лица коммунизма, так что они помешают общественному мнению узнать об этом суде и выполненных Сташинским операциях». И, обращаясь к Додду: «Буду очень благодарен тебе, Том, если ты любым удобным способом подтолкнешь ЦРУ к действиям по преданию огласке этого суда»
262.
Кёрстен не дул на воду. Он помнил о событиях 1956 года. Тогда он сам выступал одним из действующих лиц – адвокатом беженца из Румынии, оказавшегося под судом в Швейцарии. Подзащитный Кёрстена был одним из четырех вооруженных антикоммунистов, захвативших 14 февраля 1955 года посольство Румынской Народной Республики в Берне с требованием освободить на родине ряд политических заключенных. «Бернский инцидент», как это происшествие окрестила пресса, привел не только к срыву работы посольства, но и к гибели одного из сотрудников. Судебные заседания освещали многие европейские средства массовой информации, и это привлекло внимание аудитории к нарушению прав человека в Румынии эпохи сталинизма. А вот американские журналисты их проигнорировали. Кёрстен под конец жизни вспоминал: «Я помню, как мало значения придавало ему радио „Свободная Европа“, а в журнале Life, по-моему, подготовили репортаж о румынском процессе, но, насколько я знаю, в печать он не пошел. Я надеялся, что с процессом Сташинского такого не произойдет»
263.
На этот раз американская пресса реагировала совсем по-другому. 7 сентября 1962 года – незадолго до обнародования даты начала процесса – в журнале Life появилась пространная разоблачительная статья руководителя его вашингтонской редакции Джона Стила. Заголовок: «Наемный убийца разоружен любовью: история советского шпиона, бежавшего на Запад». Вероятно, автор основывался на документах, переданных Белому дому коллегами из ФРГ. На тот момент это был самый подробный рассказ о судьбе Сташинского. Позднее пресс-служба ЦРУ будет отсылать к этой статье Стила репортеров, освещавших операции КГБ. Стил имел завидные связи в Вашингтоне и теперь знакомил читателей с мельчайшими подробностями совершенных Сташинским убийств. Автор изобразил «обращение» Богдана в другую идеологию побочным эффектом его любви к Инге.
Кёрстен высоко ценил Стила за точность и рекомендовал его статью сенатору Додду на встрече 1 октября. Но все же, с его точки зрения, материалу в Life кое-чего не хватало. Позднее Кёрстен отозвался о нем так:
Не уверен, что он достаточно подчеркнул важнейший, по моему убеждению, факт, доказанный в ходе процесса, – а именно, что советские власти одновременно проповедовали мирное сосуществование и готовили высококлассных киллеров, посылая их в свободный мир убивать тех, кто, по мнению Кремля, противодействовал его политике… Одним из важнейших условий такой подготовки было предотвратить уличение советского руководства в этих убийствах
264.
В записке Додду его старый приятель откровенничал:
Сташинский, видимо, признает свою вину и пойдет на сотрудничество. Германское правительство, по-моему, на указанную перспективу смотрит благосклонно. Полагаю, германский прокурор попросит о снисхождении для подсудимого, если тот поведет себя именно так.
С точки зрения Кёрстена Сташинский и прокуратура ФРГ уже заключили сделку. Суд приобретает главным образом политическое значение – а значит, нельзя его пропустить. Вечером 1 октября 1962 года Кёрстен с супругой вылетели в Мюнхен
265.
Часть VI
Суд
Глава 38
Карлсруэ
В понедельник, 8 октября 1962 года в Берлине снова прозвучали выстрелы: пограничники ГДР застрелили двух нарушителей при попытке бежать на Запад, переплыв через Шпрее. Пули достигли противоположного берега, западная полиция открыла ответный огонь. В тот же день главы американской, британской и французской оккупационных администраций выслали ноту протеста советским коллегам: еще одного жителя Восточной Германии ранили при бегстве через границу, и солдаты не дали британской машине скорой помощи его забрать. Советские оккупационные власти отказались принять ноту. Социал-демократ Вилли Брандт – бургомистр Западного Берлина, только что вернувшийся из Вашингтона, где его принял президент Кеннеди, – заявил на пресс-конференции: «Если Хрущев хочет драки, он ее получит»
266.
В Карлсруэ 8 октября выдалось таким же напряженным и беспокойным днем. Корреспондент единственной в городе ежедневной газеты Badische Neueste Nachrichten начинал свой репортаж так:
