Само собой, его коллеги в Политбюро не видели ничего зазорного в организации КГБ политических убийств за рубежом. Леонид Брежнев просто не упустил удобный случай – обратил скандал на Западе против опасного конкурента. Такая причина увольнения Шелепина – ссылка на общественное мнение в капиталистическом мире – стала для партийной элиты уроком. Более других она повлияла на Юрия Андропова – четвертого председателя КГБ, назначенного в 1967 году Брежневым вместо Владимира Семичастного. Как и Шелепин, Андропов был партийным аппаратчиком с огромными амбициями. Из дела Сташинского он вынес важный урок: если его киллера поймают с поличным, кресла генерального секретаря ему не видать.
При Андропове политических противников коммунистического режима ликвидировать уже не будут. Новый шеф Лубянки не хотел и чрезмерно раздражать Запад репрессиями против известных диссидентов. По советским стандартам в 70-е годы отношение карательных органов к двум столпам движения инакомыслящих – Александру Солженицыну и Андрею Сахарову – казалось довольно мягким. Первого выдворили на Запад, второго сослали в Горький. Ни того, ни другого не отдали под суд. Возможно, такая осмотрительность помогла Андропову в ноябре 1982 года сменить Брежнева на высшем партийном посту
365.
Глава 51
В бегах
Пока карьера некоторых людей, включая одного члена Политбюро, страдала из-за шумихи, вызванной побегом Богдана Сташинского на Запад, комитет не прекращал разыскивать дезертира. В ноябре 1962 года, вскоре после завершения процесса в Карлсруэ, новый председатель КГБ Владимир Семичастный одобрил план «специальных мероприятий» против бывших сотрудников КГБ. В этом списке нашли место и Сташинскому.
В своих мемуарах Семичастный так объяснил свои действия и мотивы неоднократных попыток Лубянки покарать перебежчиков:
Я сам как председатель КГБ не имел права единолично принимать решения о физической ликвидации людей. [Западная] пропаганда, утверждавшая обратное, опиралась прежде всего на принцип исполнения советского закона за пределами Родины, имевшего отношение прежде всего к беглецам из наших рядов с известными именами. Если чекист, советский гражданин, солдат, давший присягу служить Родине и существующему строю, предал свою страну и бежал на Запад, то согласно действовавшим советским законам он мог быть отдан под суд и осужден, несмотря на свое отсутствие. И если при этом он был приговорен к смерти, то после этого мог быть поставлен вопрос и о приведении приговора в исполнение
366.
В документе, подписанном Семичастным в ноябре 1962 года, утверждалось, что изменники, раскрыв противнику важные государственные тайны, нанесли СССР значительный политический ущерб. Поэтому их заочно приговорили к смертной казни – приговоры должны быть исполнены за границей. Органам контрразведки предписывалось наблюдать за родственниками перебежчиков в пределах Советского Союза, перлюстрировать их корреспонденцию и обыскивать жилье, на случай если предатели попробуют связаться с близкими. Разведчики в свою очередь должны были отыскать изменников в зарубежных странах, чтобы за них взялись подготовленные для этой задачи исполнители из 13-го управления, ответственного за специальные мероприятия. Например, перебежавшего на Запад в декабре 1961 года офицера КГБ Анатолия Голицына предполагалось убить, если его вызовут для дачи показаний перед одним из комитетов Конгресса США
367.
О местонахождении Сташинского после выхода на свободу знал только узкий круг западногерманских чиновников. В 1971 году Райнхард Гелен – генерал, уже ушедший с поста руководителя Федеральной разведывательной службы, – напечатал свои мемуары и намекнул в них, что знает, куда подевался бывший кремлевский киллер. А заодно и подтвердил сделанное в 1969 году заявление властей о том, что заключенного выпустили досрочно. Гелен утверждает: «Свой срок террорист милостью Шелепина уже отбыл и живет сейчас как свободный человек где-то в свободном мире, который он избрал 12 августа – за день до сооружения Берлинской стены»
368. В какой именно стране, автор умалчивает
369.
Если Сташинского не было в Соединенных Штатах, куда же он перебрался? Ответ неожиданно дал другой разведчик на пенсии – Майк Гельденхёйс. В начале марта 1984 года корреспондент южноафриканской газеты взял серию интервью у этого шестидесятилетнего генерала. Прежде Гельденхёйс возглавлял секретный отдел Бюро государственной безопасности ЮАР (БОСС) – контрразведывательной организации с дурной славой, известной нарушениями прав человека при репрессиях против Африканского национального конгресса. В июне 1983 года он вышел в отставку в звании комиссара полиции, поднявшись на самый верх карьерной лестницы в силовых структурах.
Первое интервью вышло 5 марта 1984 года в Cape Times, старейшей ежедневной газете Южной Африки. Открывали его биография Гельденхёйса, рассказ о Сташинском и описание убийства Льва Ребета. О гибели Бандеры читатели должны были узнать из следующего номера. Генерал рассказывал, что Сташинский приехал в ЮАР из ФРГ и что он, тогда полковник и заместитель начальника Бюро, стал первым официальным лицом, допросившим иммигранта. Гельденхёйс раскрыл некоторые подробности жизни Богдана в Южной Африке, но кое-какие вопросы оставил без ответа, сославшись на тайну. Он заявил репортеру: «Досье на Сташинского – один из самых строго охраняемых в мире секретов. Во многом он таким и останется, ведь новое имя Сташинского и место его проживания никогда не будут раскрыты». Если группа киллеров КГБ все еще охотилась на украинца, интервью стало для них долгожданной зацепкой. Проблема состояла в том, что СССР не имел дипломатических отношений с ЮАР и проведение нелегальной операции там было бы сопряжено с огромными трудностями. Сверх того, Гельденхёйс утверждал, что никто теперь не узнает Богдана в лицо.
Он объяснил корреспонденту, что жизнь беглеца в опасности. Поэтому его выход из тюрьмы задолго до истечения срока прошел в обстановке строгой секретности. «В то время на нас вышла западногерманская служба безопасности и попросила дать этому человеку убежище в Южной Африке, поскольку, по их убеждению, это была единственная страна, где агентам КГБ будет нелегко до него добраться. Мы согласились». Во всей ЮАР только три человека знали о том, кого и где они приютили: сам Гельденхёйс, его начальник – глава БОСС Хендрик ван ден Берг – и премьер-министр Балтазар Форстер.
