— Я, наверное, знаю, что надо делать, — сказала она, раскрывая пакет, стоявший у нее на коленях.
Из пластиковой коробки она вытащила тонко отрезанный ломоть копченого мяса и в нерешительности застыла. Пес, учуяв угощение, поднял голову и принюхался, хотя его отделял от женщины весь салон.
— Пусть тот, кто выходит, выманит его мясом из троллейбуса.
Никто не проявил особого желания заигрывать с собакой.
— Я выхожу, — сказал Забродов и шагнул к женщине.
— Я так и знала, что вы согласитесь, — улыбнулась она.
Илларион взял кусок мяса и отправился к наглому доберману. Тот уже облизывался, слюна текла между зубов на черную губу.
— Погоди, не спеши, — Забродов смотрел прямо в глаза псу, — сейчас ты получишь свою пайку.
Троллейбус уже подъезжал к остановке. Дверь открылась. Илларион, перебравшись через добермана, уже стоя на остановке, показал ломоть псу. Тот быстро поднялся, покинул троллейбус и требовательно взглянул на Иллариона.
— На, заслужил, — инструктор опустил руку. Доберман высунул длинный шершавый язык и подхватил им мясо. Огромный кусок моментально исчез в его пасти. Пес сглотнул. Створки дверей сошлись, и троллейбус благополучно уехал.
— Ну, что, обманули тебя? — Илларион подмигнул псу, ожидая, что тот понял подвох и сейчас забеспокоится.
Но доберман крепко стоял на земле с видом победителя, так же спокойно, как и люди, ожидающие прибытия троллейбуса. Вновь остановился троллейбус. Доберман пропустил пассажиров вперед и зашел следом за ними, спокойно, по-деловому, будто бы ехал на работу. Не дожидаясь закрытия дверей и отправления, он улегся поперек выхода.
«Вот же, черт, — сообразил Илларион, — хитрая псина! Мы-то думали, что провели его, а это он провел нас. Сам создает условие, когда единственное, чем его можно выманить на улицу — это угощение. Так и ездит по маршрутам. Зашел, вышел. У людей всегда найдется в сумках съестное. С утра то, что берут на работу, а днем и вечером — купленное в магазинах. Хитер до чрезвычайности! Интересно, он потерялся или его выгнали хозяева? — впервые Забродову приходилось видеть такого ушлого пса. — Был бы он человеком, устроился бы в жизни не хуже меня», — справедливо рассудил Забродов и после этого думать забыл о собаке.
Когда он вошел в свой двор, тут же нос к носу столкнулся с отставным полковником. Теперь лицо соседа по цвету напоминало хорошо обожженный кирпич. Старик был чем-то чрезвычайно озлоблен, и веселая улыбка Забродова портила ему целостную картину паскудного мира.
— Что-то вы не в духе сегодня, — откровенно заметил Илларион.
— Да уж, будешь тут в настроении, — буркнул отставной полковник, вертя в руках незажженную сигарету. — Покурить вышел, — сосед двинулся рядом с Забродовым. Тот сообразил, скорее всего, отставной полковник покурил, да жена дома завозилась и не услышала истошных криков «Маня», вот и не может человек в подъезд попасть.
Он не стал расстраивать полковника своими догадками, открыл дверь подъезда и пропустил его вперед. Подниматься вместе с соседом было бы ужасной мукой, тот с трудом преодолевал по одному пролету. Забродов же взбежал на пятый этаж быстрее, чем старик поднялся на второй.
Квартира встретила Забродова спокойствием и уютом.
Глава 2
«Хорошо жить одному, — подумал Илларион. — Но хорошо лишь с одной стороны. Никто не устраивает беспорядка, но и некому навести порядок. Никто не оставит посуду невымытой, но зато мыть ее всегда приходится самому».
Забродов был настолько искушен в чтении, что практически никогда не начинал читать с первой страницы. Как он говорил, чтобы понять вкус супа, совсем не обязательно съедать всю кастрюлю, достаточно попробовать пару ложек.
Он подошел к крайней от вешалки полке, единственной, где книги не были расставлены в строгом порядке. Тут находились те издания, с которыми он еще не успел ознакомиться. Вытащил наугад том и развернул его посередине, выхватил взглядом абзац на сто пятидесятой странице. Затем совершил бросок к началу, к пятой, отхватил кусок послесловия, и Иллариону тут же стало ясно, что книга ничего нового ему не откроет, хотя его знакомый букинист уверял, что ее обязан прочесть каждый, кто считает себя образованным человеком.
«Наверное, я слишком образованный, — подумал Забродов. — Но не стоит огорчать старика, скажу, что прочел, что она мне понравилась. Держать ее дома не имеет смысла, под рукой должны находиться книги, к которым время от времени возвращаешься. Книги — как друзья, если не встречаешься с ними, то лучше не переписывать их адреса и телефоны в новую записную книжку».
Книжки легли на журнальный столик, и Илларион, сидя в кресле у окна, взял в руки увесистый металлический дротик с оперением. Мишень висела в конце коридора, подсвеченная лампой на штативе.
«Каждый раз я придумываю себе новую цель, — рассуждал Илларион, глядя на цветные концентрические круги мишени, — стараюсь взяться за то, что у меня может не получиться. Только в неизвестности есть азарт, в предопределенности он отсутствует напрочь. Я знаю, что попаду отсюда прямо в центр и поэтому мне абсолютно не интересен сам процесс метания. Я могу попасть дротиком в десятку даже с закрытыми глазами. Да, во мне уживаются два человека. Один — тот, который уже прожил жизнь, которому не жалко и умереть. Он умеет многое, но уже ни к чему не стремится. Для него многое в этой жизни — лишь повторение пройденного.
И есть второй человек, которому подавай неизведанное. Вот почему, ухмыльнувшись, подумал Илларион, — двадцатилетний, более сильный, всегда проиграет уставшему, но более опытному сорокалетнему мужчине. Один человек борется против двух…»
Бросок, удар дротика в доску, и Илларион раскрыл глаза.
«Вот же, черт! — рассмеялся он. Дротик торчал в десяти сантиметров от центра доски. — В этом и заключается прелесть жизни: никогда и ничего нельзя звать наперед».
Забродов уже давно не пил пиво, и если до этого считал, что не пьет, поскольку оно ему не нравится, то после бутылки в саду у Феликса почувствовал, что лучшего напитка не существует на свете, во всяком случае, на сегодняшний день.
«Расслабляться так расслабляться», — решил он.
Человеком он был запасливым, всегда держал у себя то, чем сам не пользовался, но угощал гостей. В его квартире можно было отыскать десятки марок сигарет, двадцать сортов вин, коньяка и водки. Пиво же имелось в самом бедном ассортименте, всего четыре вида.
Забродов извлек из холодильника две жестянки, две бутылки, достал из бара массивный приземистый стеклянный стакан и пил его мелкими глотками — так, как вьют дорогой коньяк. Из каждого занятия он пробовал извлечь пользу. Сейчас пытался на вкус определить, чем один сорт отличается от другого.
Тем временем, пока Забродов наслаждался внезапно свалившейся на него свободой, его сосед, отставной полковник злой, как скорпион, сидел в своем кабинете, который, было непонятно, на кой черт ему сдался. Даже действующим полковником он никогда не работал дома, во кабинет оборудовал сразу, как только переехал в этот престижный дом.
