– Вот еще! – рассмеялась она. – Только не в День благодарения.
Дана вложила ей в руки бутылку вина.
– Большое спасибо, что принимаете нас.
– Мы всегда рады гостям. Но погоди-ка, Адам, я не знала, что мисс Каллахан – это девушка. Она не захочет спать вместе с тобой.
– Мам, абсолютно все дамы хотят разделить со мной ложе.
– Хартли! – Я шлепнула его по руке, и его мать рассмеялась.
– У меня кровать размером с Массачусетс. Я не шучу, – сказал он мне, потом повернулся к матери: – Ты не уговоришь меня спать на той мерзкой кушетке. – Хартли поцеловал ее в щеку. – Как у тебя дела?
– Хорошо, – сказала она.
– Помочь тебе с чем-нибудь, пока мы с Бриджером здесь?
Она склонила голову набок.
– Было бы неплохо поменять масло в машине. Можете заняться этим на выходных. Сэкономите мне сорок баксов.
– Будет сделано, – сказал он.
***
Большую часть приготовлений перед праздничным ужином Тереза уже сделала: индейка почти приготовилась, а на стойке остывали два пирога.
Тем не менее, Хартли повязал на талии фартук, потом вылил в миску кварту густых сливок, достал из ящика венчик и начал энергично наворачивать им в миске овалы.
– В чем дело, Каллахан? Никогда раньше не видела, как парень взбивает сливки?
Я стряхнула с себя удивление.
– Просто не ожидала, что ты умеешь готовить.
– Я всего лишь помощник. – Хартли удвоил скорость, так что венчик стал размытым пятном, потом взял сахарницу, отсыпал немного в миску и снова начал взбивать.
Я заставила себя оторвать глаза от аппетитного вида на верхнюю часть его тела, занятую активным трудом.
– Так чем я могу помочь? – спросила я. – Готовить, хм, я не умею, но достаточно неплохо выполняю инструкции.
– Все нормально, мы управимся сами, – сказала Тереза, хотя казалось маловероятном, что в два часа дня в праздничный день для меня нет ни единого дела.
– Мам, – сказал Хартли. – Каллахан начинает психовать, когда ей кажется, что с ней нянчатся. Если хочешь, чтобы в королевстве был мир, поручи ей какую-нибудь работу.
Его мать рассмеялась.
– Извини, Кори. Просто я к этому не привыкла. Не все друзья Хартли положительно относятся к работе на кухне.
– Класс, мам, – сказал Хартли. – Не упускаешь случая подколоть ее, даже когда она на другом континенте.
Я указала на пакет с картошкой на стойке.
– Не надо ее почистить?
– Обязательно. – Тереза открыла ящик и достала картофелечистку.
Я сунула пакет с картошкой подмышку и поковыляла к кухонному столу, а там усадила себя на стул. Тереза смотрела, как я расстегиваю замки на коленях и поворачиваюсь к столу. Потом мне дали газету для очистков и миску. Чистка картошки была занятием долгим, однако я была вовсе не против.
– Адам, как проходит твоя терапия? – спросила Тереза.
– Нудно, – ответил он, еще занимаясь сливками. – У нас с Каллахан один врач. Прапорщик Пат.
– Мне терапевты напоминают дантистов, – сказала я. – Никто не стремится к ним на прием. Или, может, мы с тобой просто вредины.
– А может, все дело в Пат, – предположила Тереза.
– Нет! – решительно возразила я. – Я жутко недолюбливала всех своих терапевтов, а их было немало. – Я бросила еще одну картофелину в миску. – Хотя с возрастом я, похоже, смягчилась. С Пат я не такая злобная, какой была с остальными.
– Почему? – спросил Хартли.
– Ну, самые первые мои физиотерапевты учили меня надевать носки и пересаживаться из кресла в кровать. И меня дико бесило, что для обучения таким банальным вещам мне теперь требуются специальные люди.
– Понимаю, – сказала Тереза.
– Хотя они знают много ловких приемов. Когда они что-то показывают – например, как подняться с пола и снова сесть в кресло, не опрокинув его, – становится очевидно, насколько тебе необходима их помощь. И от этого становится только хуже. Ты ненавидишь процесс обучения, но понимаешь, что обойтись без него невозможно.
– Засада, – сказал Хартли.
– Вы можете предположить, что я должна была превратиться в образцового пациента, раз столько лет потратила на спортивные тренировки, однако вы ошибетесь, – сказала я им. – Так, ладно. Прекращаю ныть, – сказала я, бросая в миску картошку.
– Каллахан, ты никогда не ноешь, – великодушно возразил Хартли. – За исключением тех случаев, когда проигрываешь мне в «Реальные клюшки».
– Что случается крайне редко, – сказала я, и Тереза расхохоталась.
***
По дому поползли чудесные ароматы. Дана с Бриджером пошли накрывать на стол, поклявшись, что в данный момент моя помощь им не нужна. Так что я села на диване в гостиной и стала листать учебник по экономике – приближались экзамены.
Передо мной с пачкой карточек в руках появилась Люси.
– Ты умеешь играть в «Уно»?
– Конечно. – Я закрыла книжку. – Хочешь сыграть?
– Ага! Ты умеешь тасовать? А то у меня не выходит. – Она плюхнулась на пол и разделила колоду на две половины.
Я отстегнула свои скобы и бросила их на пол. Потом без какой бы то ни было грации соскользнула с дивана и, приземлившись на зад рядом с Люси, расправила с помощью рук свои ноги и забрала у нее колоду. Пока я тасовала и раздавала карточки, Люси протянула руку и осторожно коснулась моей ступни.
– Каллахан? – Она посмотрела на меня с вопросом в глазах. – Ты правда совсем ничего не чувствуешь?
Я покачала головой.
– Правда. Клянусь богом. – Я смотрела, как ее палец обводит верхнюю часть моего носка. С тем же успехом она могла трогать ногу постороннего человека.
– А что чувствуешь, когда ничего не чувствуешь? – У Люси был высокий тоненький голос, приятный и звонкий. Если б такой вопрос мне задал кто-то другой, я, наверное, вся ощетинилась бы. Но ее личико светилось бесхитростным любопытством, и испытать неловкость было попросту невозможно.
– Ну, ты просто совсем ничего не чувствуешь – вот и все. Только так могу объяснить. Если я сейчас ущипну твой хвостик, ты, наверное, и не заметишь. Или ощутишь легкое натяжение, но не в том месте, где я ущипну. Вроде того.
Люси поразмыслила над моими словами.
– Как-то жутковато немножко.
Я рассмеялась.
– Так и есть. Иногда я смотрю на свои ноги и пытаюсь уговорить их пошевелиться. В больнице я занималась этим дни напролет. У меня просто в голове не укладывалось, как они могут не двигаться. И я говорила: «Ну давайте, же, ноги! Ведь у всех остальных получается».
