Иисусе.
– Мне нравится, как это звучит, – выпалил я. А потом все начало происходить очень быстро. Нырнув вперед, я впился в ее рот поцелуем, а мои руки, ускоряя ее движения, стали направлять ее бедра. Перед глазами у меня потемнело, и я почувствовал, как мое тело замерло, точно воздух перед грозой. Затем я зарычал, и этот звук пронзил нас обоих. Кори выдохнула, когда я толкнулся бедрами вверх, и меня унес водоворот ощущений. Моя разрядка и ее счастливые стоны – ничего, кроме этого, я не чувствовал и не слышал.
Кори
Тяжело дыша, мы лежали бок о бок. Сильные ноги Хартли сплелись с моими ногами. Он ласкал мою грудь, задевая губами мой лоб.
Вау, подумала я. А может, сказала. Я точно не поняла, потому что мой мозг не работал.
Он обнял меня у себя на груди.
– Черт. Вот тебе и помедленнее, – выдохнул он. – Я так долго этого ждал. – Он поцеловал меня в лоб, и я усмехнулась, точно маньячка.
Под моей ладонью быстро билось его сердце. Лежать, неуклюже лаская друг друга, пока наше дыхание постепенно выравнивалось, было так замечательно. Нежности после секса – это было занятие, для которого моя инвалидность не создавала ни малейших проблем. Я хмыкнула Хартли в плечо.
– Что смешного? – прошептал он.
– Просто подумала, что для секса не нужны здоровые ноги. Мы совсем как нормальные люди.
Прижавшись лбом к моему лбу, Хартли заглянул мне в глаза.
– Балда, мы и есть нормальные люди. – Он быстро поцеловал меня. – Только красивые. И с оценками выше среднего балла.
– Ты забыл сказать «скромные».
– Точно. – Его карие глаза сияли любовью, и я погрустнела.
– Просто мне жаль, что я могу дать тебе только сломанную себя. А не ту, которой была изначально.
Он закрыл глаза и покачал головой.
– Существует только одна Каллахан: та, которая заставила меня вытащить голову из задницы. И эта Каллахан у меня уже есть.
– Хартли, но ты обязан хотеть, чтобы мы были равными. Чтобы я каталась, бегала вместе с тобой. Как можно этого не хотеть?
Его руки обняли меня крепче.
– Я много чего хочу. Пару миллионов долларов, например. Отца, который назвал бы меня своим сыном. Чтобы «Брюинз» выиграли Кубок Стэнли. Но прямо сейчас я безумно счастлив и безо всех этих вещей. Так что раскисать смысла нет.
Я уткнулась лицом ему в шею, где бы с радостью осталась навечно.
– Я все равно иногда раскисаю.
Он пригладил мои волосы под своей рукой и понизил голос.
– Не пойми меня неправильно. Если я когда-нибудь увижу на видео, как ты несешься по льду и забиваешь, то расплачусь, как девочка. – Его губы коснулись моей щеки. – Но потом я сниму с тебя пару предметов одежды и вспомню, что жизнь хороша.
Хоть это и была почти самая приятная вещь, которую когда-либо говорил мне Хартли, меня по-прежнему грызли сомнения.
– Хартли?
– Да, красавица?
– Что, если я не смогу… быть с тобой? И получать удовольствие.
Его рука сжалась вокруг меня.
– Но ты можешь.
– Но что, если потом не смогу?
– Ладно. А что, если я бы сломал не ногу, а шею? Мы можем лежать тут и представлять кучу дерьмовых сценариев. А можем еще немного пообниматься.
– Просто… – Я сделала вдох. – Просто я люблю тебя, Хартли.
– Я знаю, красавица. – И он снова поцеловал меня.
***
Позже я встала и, следуя совету врача из неотложной помощи, отвезла себя в ванную Хартли, чтобы пописать. Еще я воспользовалась его зубной щеткой, потому что не думала, что он был бы против. А потом вернулась в его постель.
Он спал.
Устроившись рядом с ним, я натянула на нас простыню и покрывало. И перед тем, как закрыть глаза, поцеловала Хартли в плечо. Просто потому, что могла.
Глава 21. Старые дедки
Кори
Когда наутро я открыла глаза, Хартли держал меня за руку, а его большой палец медленно гладил мою ладонь. Я повернулась к нему и увидела на его прекрасном лице безмятежность. Его глаза были закрыты. Поскольку он не смотрел на меня, я не стала убирать с лица огромную счастливую усмешку, которая там появилась.
– Это самая лучшая вещь на земле, – сонно пробормотал он. – Просыпаться рядом с тобой. Наверное, я наконец-то сделал в своей жизни что-то хорошее.
Какое-то время мы лениво нежились и молчали. В воскресенье не было такого места, где мне надо было бы быть, кроме как здесь, рядом с Хартли. Я поднесла его руку к губам и поцеловала ее.
– Хартли, – шепнула я. – В тот вечер, когда я напилась, ты сказал, что тебе надо разгрести кое-какое дерьмо.
– Да, и я это сделал.
– Что это было?
Он повернул голову, открыл глаза и посмотрел на меня.
– Я не хочу говорить о ней, когда лежу рядом с тобой.
– О ней? Стася имеет к этому какое-то отношение?
– Довольно большое, – ответил он. – И даже не знает об этом.
Что?
– Ну, теперь ты обязан мне рассказать.
Он лег на живот и положил подбородок на локоть.
– Вообще, никто об этом не знает. Ни одна живая душа. – Его длинные ресницы дрогнули, когда он посмотрел на меня. Я подвинулась ближе, положила ему на шею ладонь, и его глаза снова закрылись. – Ты, наверное, обратила внимание на отсутствие в моей жизни отца.
– Да, – тихо сказала я, поглаживая его шею. Я могла бы ласкать его весь день напролет.
– Он сделал моей маме ребенка, когда им обоим было по восемнадцать. Она работала в его загородном клубе официанткой. – Он открыл глаза и снова взглянул на меня. – Мамина история, кстати, научила меня быть осторожным – очень и очень. Когда ты в следующий раз пойдешь к доктору, можешь спросить его о…?
О противозачаточных.
– Хорошо. – С таблетками, вероятно, могли возникнуть проблемы – из-за тромбов. Но спросить я могла.
Прежде, чем продолжить, Хартли закрыл глаза.
– Когда я был маленьким, родители отца каждый месяц посылали нам деньги. Но когда мне исполнилось шесть, перестали, и начать должен был он. Однако он ни разу не дал нам ни цента.
– Молодец какой, – промолвила я. – И твоя мама ничего у него не потребовала?
Он покачал головой.
– Не захотела публично ставить его в неудобное положение. Хотя у нее самой положение едва ли было удобным. Ни денег, ни мужа, который научил бы меня завязывать шнурки на коньках… – Он замолчал. Я наклонилась и прижалась губами к бархатистой коже его плеча. – М-м-м… – Он улыбнулся. – О чем я там говорил?
