Но вот появилась ИГИЛ. При поддержке недовольного суннитского населения ее лидеры, многие из которых при Саддаме были старшими армейскими офицерами и радикализировались во время содержания в организованных американцами местах лишения свободы, начали устанавливать крайне суровые порядки там, где до этого царил полный хаос. Приступив в начале 2014 года к территориальной экспансии, ИГИЛ быстро восстанавливала на захваченных территориях заброшенные властями коммунальные услуги: электричество, водоснабжение и уборку улиц, понижала цены на основные продукты питания, например на хлеб. ИГИЛ обеспечивала население автобусным сообщением, ГСМ и медицинской помощью. Бойцы и гражданские сотрудники «Исламского государства» получали неплохую по местным меркам зарплату. Вдобавок к этому ИГИЛ обеспечила столь необходимое после бурных лет войны спокойствие. «Знаете, как мы жили в Мосуле до прихода ИГ? Каждый день здесь были взрывы и убийства. А теперь у нас спокойно», – сказал корреспонденту журнала Time местный житель Абу Садр.
Невзирая на опасную обстановку, Мункит продолжал опрашивать иракцев. В полном соответствии с теорией «жесткость – свобода» он установил, что ИГ лучше удавалось захватывать территории, где царил наибольший хаос. Так было, например, в быстро завоеванных ею Рамади и Фалудже – двух округах провинции Анбар, большинство жителей которых соглашались с утверждениями вроде «Кажется, будто весь мой мир рухнул» или «Жизнь простого иракца становится хуже день ото дня». Мункит и его сотрудники сообщали, что население Анбара испытывает сильный стресс и люди ищут альтернативы, позволяющие выйти из отчаянной ситуации.
Возможно, ИГ и восстанавливала порядок, но добивалась его самыми беспощадными способами. На пике своего существования она считалась одной из самых жестких группировок современности. Несоответствие строгим порядкам безжалостно каралось. Заняв очередную область, ИГИЛ обычно доводила до ее населения обширные перечни правил с помощью плакатов и громкоговорителей. Местных жителей обязывали присутствовать на казнях людей, обвиненных в различных нарушениях. Многие привычные занятия и обычаи запрещались, например футбол, западная одежда и прически, телевидение, слушание музыки, пользование интернетом и мобильными телефонами, курение и употребление алкоголя. По рассказам жителей Мосула, человека, пойманного с мобильным телефоном, приговорили к сорока пяти ударам кнутом. Затем его сразу же казнили за проклятия в адрес лидера ИГ аль-Багдади, которые тот изрыгал во время порки. За курение перебивали пальцы рук, налагали огромные штрафы и даже сажали в тюрьму. По подозрению в гомосексуализме сбрасывали с крыши здания. Женщин, чье поведение было сочтено игривым, секли тросом или избивали палками. Уличенных в супружеской измене или предательстве обезглавливали. Люди, не разделявшие идеологию ИГ, также подлежали уничтожению. Акида (кредо) ИГ из сорока пунктов узаконивала убийство любых сторонников демократии и светскости, в том числе представителей любой власти, не основанной на шариате.
Коротко говоря, «Исламское государство» наводило порядок, сея страх и ужас. Но, невзирая на чинимый террор, качество жизни в местностях, подконтрольных ИГ, несколько улучшалось, хотя бы в самом начале. На первых этапах существования ИГ многие становились ее сторонниками, чтобы получить заработок, еду и защиту – то есть ради выживания. В 2016 году политолог Мара Ревкин поясняла в статье для журнала Foreign Affairs, что предложенная ИГИЛ стабильность «выглядела особенно привлекательной в глазах людей, живших в обстановке гражданской войны, там, где крах ранее существовавшего правового режима создавал благодатную почву для грабежей, бандитизма и отъема земель».
К концу 2015 года ИГИЛ привлекла в ряды своих бойцов почти 30 тысяч иностранцев со всех концов света. Каким образом? Как оказалось, призывников мотивировали примерно те же факторы. Как сказал мне антрополог Скотт Атран, многие из этих людей «живут в беспокойную эпоху и положительно воспринимают жесткую среду, обещающую понизить уровень неопределенности». Действительно, на основе наших исследований в Шри-Ланке, Соединенных Штатах и на Филиппинах мы с Ари Круглянски пришли к выводу, что полная неопределенность увеличивает привлекательность радикальных идеологий. Когда люди чувствуют себя брошенными на произвол судьбы, сообщества со строгими нормами и четкими целями выглядят очень притягательно.
Вот, например, Джон Уокер Линд – в 2001 году этот двадцатилетний американец был захвачен в плен афганским Северным альянсом, а затем осужден за участие в вооруженных формированиях талибов. Многим американцам было трудно понять, каким образом их соотечественник оказался пособником талибов, но ранние признаки этого были налицо. В подростковом возрасте Линд все более и более критически отзывался о раскованной американской культуре. Он открыто осуждал американцев за то, что они не уделяют достаточно внимания своим детям и общественным делам. Его тянуло к идеологиям, предлагающим моральные устои и чувство защищенности. «В Штатах мне одиноко. А здесь я чувствую себя комфортно и свободно», – говорил он своему наставнику в религиозной школе в Пакистане.
Как писал в своей статье для Newsweek журналист Ивен Томас, «большинство бунтующих тинейджеров говорят, что хотят больше свободы. Джон Уокер Линд бунтовал против свободы. Он не требовал для себя максимальной свободы самовыражения. Совсем наоборот. Он хотел, чтобы ему приказывали, как одеваться, питаться, думать и молиться. Ему была нужна система абсолютных ценностей, и он был готов идти на все, чтобы обрести ее». Словом, ему была роднее некая жесткая культура, а не свободная культура родины.
Лидеры таких экстремистских групп, как «Талибан» и ИГ, известны своим умением привлекать в свои ряды неприкаянные души вроде Линда. И очень часто они заявляют о том, что их общий враг – свобода нравов. Создатель «Аль-Каиды» Усама бен Ладен открыто заявлял, что считает свободный Запад омерзительным. В ноябре 2017 года ЦРУ рассекретило более 450 тысяч документов, захваченных во время налета на убежище бен-Ладена в 2011 году, в том числе его личные дневники. В четырнадцатилетнем возрасте он писал о своем посещении Великобритании: «Мне не очень понравилось, и я заметил, что их общество отличается от нашего и что они морально распущены». Египетский литератор Сейид Кутб, впоследствии ставший одним из лидеров египетских «Братьев-мусульман», высказывался похожим образом в очерке 1951 года «Америка, которую я видел». Он утверждал, что Соединенные Штаты чрезмерно материалистичны, легкомысленны и одержимы насилием и сексуальными наслаждениями. Он считал, что американцы лишены каких-либо моральных устоев. «Вопросы этики и морали – некая иллюзия в представлении американцев», – писал он.
Некоторые члены террористических организаций не останавливаются перед нападениями на своих соотечественников, чтобы уничтожить то, что им кажется проявлениями слишком распущенной и «аморальной» культуры. Изучая тему терроризма, я получила возможность лично убедиться в этом в Индонезии. В августе 2017 года я отправилась в Джакарту, чтобы проинтервьюировать Али Имрона – одного из организаторов терактов 2002 года на индонезийском острове Бали с более чем двумястами погибших и многими сотнями раненых. На встречу со мной и моими сотрудниками его доставили из тюрьмы в полицейский участок, где мы в течение нескольких часов разговаривали через переводчика.
