Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу.
Эта фраза всплыла в моем затуманенном мозге и отказывалась его покидать, особенно когда Демаре поднялся из кресла и стремительно шагнул ко мне. Не имея под рукой ничего лучшего, я вооружилась подушкой, и он остановился.
— Не подходите, — предупредила очень тихо. — Или я закричу.
Демаре приподнял бровь, а я, не представляя, что делать дальше (все события предыдущего вечера в моей голове напоминали картинки калейдоскопа, что стремительно сменяли друг друга, а потом замерли на самой ужасающей), выпалила:
— Что я делаю у вас в спальне?
— Что? — Похоже, такого он не ожидал.
— Да, что? — переспросила, оглядываясь по сторонам.
В том, что это не моя спальня, я была уверена. Надежду внушало лишь то, что дверцы шкафа были плотно закрыты и из них не выпадали сотрудники МОРГа. Гроздьями. Впрочем, может, до Ланей просто долго добираться, а в том, что местного филиала у них точно нет, я не сомневалась.
— Вы тут спали, — произнес Демаре.
— А вы?
— Я тоже.
— Спали?! — Я подозрительно сощурилась, помня о том, что лучшая защита — нападение, и, пока мозг не сгенерировал идею, что мне делать дальше, надо защищаться.
— Спал, — честно признался Демаре. — В кресле.
— Ладно, — сказала я чуточку более миролюбиво, потому что одна идея мне в голову все-таки пришла. — А теперь выйдите.
— Куда?
— За дверь! Чтобы я могла переодеться.
— Во что?
Вопрос поставил меня в тупик.
— Я принесу одежду, — вкрадчиво произнес Демаре. — И даже сделаю так, что никто не узнает о том, где вы ночевали, если…
От такого предложения у меня кончились цензурные слова.
— Если?
— Если вы объяснитесь.
— О чем вы? — Я села на постели и быстро подхватила сползающую простыню, потому что под простыней была только я. — Вы-ы-ы…
— О том, что случилось ночью. Почему вы сразу мне ничего не рассказали?
— О чем? — Я сделала большие глаза. — Ах, вы о той ерунде о другом мире? Так это моя любимая сказка. Я вообще-то сочинительством увлекалась… в молодости. И вот писала о девушке, которая из другого мира попала в тело…
— С сочинительством у вас точно все в порядке, — перебил Демаре и рявкнул так, что я подскочила: — Я не идиот, Селани! Ира!
Да? А я вот сейчас идиоткой стану, если он не перестанет меня пугать.
— Не орите на меня! — рявкнула в ответ.
— А что мне остается делать, если вы в трезвом уме со мной говорить не хотите? Нормально!
— Нормально?!
— Нормально. — Демаре глубоко вздохнул. — Ладно. Когда мы познакомились, я был несколько… предвзят, но исключительно потому, что настоящая Селани Тонэ вела себя… как я не приемлю.
Я приподняла брови. Его алмазность, который подбирает слова, это что-то с чем-то.
— Но потом, когда мы разговаривали нормально…
— Знаете, — начала я, — вы сами себе противоречите. То заявляете, что мы с вами нормально не говорим, то что говорим, но вас это не устраивает. Вы уж определитесь.
— Вы бы тоже определились, Селани… Ира! — Демаре шагнул ко мне и навис так угрожающе близко, что кожа мгновенно покрылась мурашками. — Что вы ко мне испытываете?
Что, вот так сразу?
— По-моему, вы несколько непоследовательны, — ответила я и попыталась отползти.
Проблема была в том, что отползать было некуда, нависающий Демаре запечатал меня между сжатыми кулаками, на которые сейчас опирался. Под рубашкой бугрились мышцы, на шее бешено билась жилка, а я поймала себя на мысли, что не могу отвести взгляда от его губ. Вот что за наваждение, а?
— Я, — он выделил это слово, — как раз последователен. А вот вы не очень. Почему ты вчера напилась?
Напилась.
Да. Мне вдруг стало очень стыдно, потому что я никогда, никогда не напивалась! Никогда не велась на такие подначки в школе на вечеринках: «А что это ты отрываешься от коллектива?» Максимум, что могла себе позволить, — бокал шампанского на Новый год или немного вина за ужином в ресторане, а тут…
— Простите, — серьезно сказала я. — Этого больше не повторится.
Демаре вздохнул.
Потом оттолкнулся от кровати и сел рядом со мной, подогнув под себя ногу.
— Значит, тебе настолько неприятен наш мир?
Он что, это серьезно?
— И я?
Он это серьезно.
— Мируар Демаре…
— Никаких больше мируаров, — процедил он. — Или Фернан, или никак.
— Никак, — выбрала я. — Вы, между прочим, женаты. И где вы предлагаете мне называть вас Фернаном? На людях?
— Ладно, на людях мируаркайте, — согласился он.
А я почему-то разозлилась. То есть на людях, значит, все останется как есть, а вот так, за закрытыми дверями… Выдернув простыню из-под него с такой силой, какой сама в себе не ожидала, завернулась в нее и вскочила с кровати. Демаре, похоже, тоже не ожидал и вскочил, сверкнув на меня глазами. Вот только, по ощущениям, мои сверкали не меньше.
— Вы спрашиваете, почему я вам ничего не рассказала? — поинтересовалась. — Что ж, возможно, потому, что вы от меня шарахались, потом отдали Реми, потом протащили через весь дом…
— До лестницы! — скрежетнул зубами Демаре и заметил: — Нельзя же быть такой злопамятной.
— О, вы даже не представляете, что бывает, когда я злопамятная! Так вот, вы все время на меня рычите, а когда не рычите, лезете целоваться — и на этом все! Как, по-вашему, такое поведение способствует развитию доверительных отношений? Взять хотя бы ваше последнее заявление: на людях мируаркайте. А дальше — что? Ваша жена пропала, ваши девочки надеются, что она вернется…
— Даже если она вернется, нас ждет развод.
— Что?
— Даже если она вернется, нас ждет развод, — повторил Демаре. — Потому что я люблю вас, Селани… Ира!
Люблю. Вас. Селани. Ира.
Вот к такому меня жизнь точно не готовила. Да я вообще оказалась не готова к своей новой жизни. И ответов на такое признание у меня не находилось. Поэтому я только открывала и закрывала рот, пытаясь понять, уложить в голове, что мируар Демаре, то есть Фернан совсем-совсем не шутит.
Да какие тут могут быть шутки? У него вообще чувство юмора есть? И если есть, может, это оно и есть? А если нет…
— Значит, вы не сдадите меня в МОРГ?
Мируарские брови тут же поползли вверх.
— В МОРГ?
— Ну да, на опыты. Над гостями из других миров.
