Четыре ярко-зеленых огня вспыхнули в проеме распахнутой двери. Светились они парами: два нижних – маленькие, у самого пола, два верхних, наоборот, над Серегиной головой. Тонкая щель узкого вертикального зрачка прорезала все четыре огня, они моргнули – и пристально уставились на Серегу. Откуда-то снизу донеслось угрожающее, точно змеиное, шипение. Серега попятился, едва не свалившись с крыльца и чувствуя только одно желание – бежать, бежать как можно дальше!
Плач в хате взвился таким нестерпимым, душераздирающим отчаянием, что Серегу швырнуло обратно к двери, прямо на светящиеся огни. Его словно обдало холодным ветром и внесло прямо на середину горницы.
Точно по чьему-то приказу во всех четырех углах разом вспыхнули свечи, расцвечивая стены пляшущими черно-багровыми тенями.
– И что же тебе здесь надо? – послышался сзади негромкий, полный угрозы, голос. И снова шипение…
Медленно-медленно, чувствуя, как от ужаса немеет тело, Серега обернулся.
Позади него в дверном проеме стояла Ганька. Коса толстой змеей лежала на груди. Зеленые глаза казались разрезанными пополам черной линией зрачка. Ганька пристально глядела на мальчишку, а на плече ее, глядя точно такими же светящимися зелеными глазищами, сидел черный кот.
От облегчения у Сереги ноги дрогнули в коленках – Ганька, всего лишь Ганька, пусть странная, но знакомая, привычная… И ту же новая мысль заставила мальчишку насторожиться – как же он Ганьку в темноте не разглядел? Юбка-то на ней черная, а рубаха белая, как первый снег!
– Слышь, Гань… – невольно озираясь, словно надеясь найти в пустой хате помощь и защиту и пятясь от неподвижной девушки, пробормотал Серега. – Вроде как плачет тут кто…
Кот у Ганьки на плече изогнул спину, плотно прижал уши к голове, отчего враз стал похож на неведомую змеюку, раззявил рот с поблескивающими белыми клычками и злобно зашипел.
– Плачет? – незнакомым, каким-то гулким голосом переспросила Ганька. – Кому ж тут плакать?
И вправду, плач, назойливым комаром звеневший в ушах, вдруг разом смолк. Будто рыдающему младенчику шапкой заткнули рот. Серега закрутил головой по сторонам, разглядывая единственную горницу Демьянкиной хаты. Разбросанное по полу тряпье, раскуроченные сундуки…
– Сам видишь, нет тут никого, – сказала Ганька, и крупная капля пота скользнула по ее виску. – И спрятаться негде!
– Может, на горище? – спросил Серега, запрокидывая голову к пустому квадрату хода на чердак.
– Погляди, – разрешила Ганька – говорила она отрывисто, точно каждое слово давалось ей с трудом, плечи сгорбились, как под тяжестью…
Мгновение Серега пристально глядел на нее – что-то тут не так, ох не так! – потом по брошенной активистами лестнице взобрался наверх. Его голова медленно поднялась над чердачным полом… Выглянувшая из-за тучи луна залила маленькое горище переливающимся, как вода, серебристым светом. На полу валялись остатки прелой соломы, с заполошным писком мелькнула хвостом мышь… Скрипя ступенями, Серега спустился вниз. Уже не спрашивая Ганьку, взял свечу, заглянул в подпол. Пусто. Не осталось ни крынок со сметаной, ни плетенок чеснока, ни бутылей с домашней наливкой… И никаких плачущих младенцев!
– И что же ты там ищешь? – все тем же хрипловатым голосом с трудом спросила Ганька. – После товарищей активистов искать уже нечего, все подчистую вымели!
Серега почувствовал, как у него дыхание перехватило, а щеки от стыда аж горячими стали. Неужто она думает, он остатки Демьянкиного добра растаскивать пришел?
– Ничего я не ищу! – едва не плача от обиды, выкрикнул он.
Черная Ганькина коса метнулась, как крыло ворона, и нестерпимо сверкающие глаза нависли над ним, застилая весь мир.
– А раз так, то и шел бы ты отсюда! – скрипучим старушечьим голосом проскрежетала она. Ее пальцы, холодные, точно у покойницы, сомкнулись у Сереги на запястье, на него снова дохнуло ветром…
Очнулся Серега за тыном Демьянкиной хаты. Коснулся запястья – и застонал сквозь зубы. Рука распухла, как подушка, и болела, точно сломанная или вывихнутая. Серега потерянно огляделся по сторонам. Это как же… Выходит, Ганька его из дома выкинула? Как же это она… Что тут творится такое? И что в Демьянкиной хате делает сама Ганька?
Изнутри хаты раздались тихие, спотыкающиеся шаги. Пошатываясь, Ганька выбралась на крыльцо. Серега торопливо присел за тыном. Ганька постояла на крыльце, напряженно вглядываясь в темноту – сквозь сплетение прутьев ему было видно, что глаза у нее больше не сияют, наоборот, они стали тусклыми и красными, точно это она рыдала в опустевшем доме. Цепляясь за косяк, она еще постояла, но, видно, Сереги не почуяла. Неуверенно переступила порог и пошла, шатаясь, как пьяная или смертельно уставшая. У ее ног, задрав хвост, торопливо семенил кот. Ганька вышла со двора и заковыляла вдоль улицы. И вот тут глядящий ей в спину Серега увидел!
Локтем Ганька придерживала завернутый в подол длинной черной юбки небольшой, как раз с младенчика, сверток!
И в тот же миг душераздирающий плач взвился нестерпимым визгом, точно сверло вгрызаясь Сереге в голову. Ганька подскочила, отчаянно озираясь – и со всех ног помчалась к своей хате.
Выскочивший из-за тына Серега заметался по улице. Что ж это делается, что? За кем бежать? Мальчишка метнулся к своей хате – и остановился. Представил, как рассказывает всю историю вечно хмурому отцу… и покачал головой. Отец хоть и красноармеец, а… никто из деревенских никогда не пойдет против чернокосой Ганьки! Серега развернулся и со всех ног побежал на холм – туда, где в маленькой каморке при школе квартировал учитель.
– Значит, говоришь, слышал плач младенца, а когда осматривал дом, никого не обнаружил? – шагая вниз с холма по ярко освещенной луной дорожке, деловым тоном уточнил учитель.
Поспевающий за ним вприпрыжку Серега истово закивал:
– Конечно, не обнаружил! Да и как обнаружишь? Ганька-то – известная ведьма, вот глаза мне и отвела!
– Сергей! – учитель аж остановился, укоризненно глядя на Серегу сверху вниз. – Я еще тебя как активиста и отличника собирался первым в комсомол рекомендовать! А ты глупости несешь, как старорежимная бабка! Запомни, учение Ленина – Сталина никаких ведьм не признает! Это все антинаучное суеверие! Раз бога нет – так и ведьм никаких быть не может! – и он сердито зашагал дальше.
Серега какое-то время молчал, а потом тихо, испуганно переспросил:
– А если ведьмы есть, тогда, выходит, и Бог… тоже?
– Никого нет! – рявкнул учитель. – Наверняка кто-то из детей Моргунов сбежал и в хате спрятался…
«Демьянка!» – чувствуя, как сердцу становится больно, точно его рукой стиснули, подумал Серега – и тут же замотал головой:
– Ганька сверток несла, а у Моргунов все дети взрослые!
Ганькина хата стояла на отшибе, за селом, почти у самой опушки редкого леска, куда ребята бегали летом за ягодой. Учитель остановился возле аккуратного, прутик к прутику, украшенного расписными крынками тына и взялся за калитку.
