Оксана, видимо, обладала каким-то особым даром образной речи. Я почти воочию представила, как через старое деревенское кладбище идет одинокая мужская фигура, постепенно исчезая в тумане. Так и Влад исчез навсегда из жизни обитателей Верхней Осиновки.
— Правильно сделал, что на поминки не остался! — убежденно заявила Оксана. — Мужики как немного бы выпили, задали бы ему трепку! Во что бы поминки превратились, представляешь?! А так все прошло тихо-мирно. Клавдия Ильинична только рыдала в голос на пару с Дарьей Петровной. Да и я не удержалась… Ну, на то и поминки. Чай, не веселиться пришли.
И все же я не могла согласиться с Оксаной, что Влад ушел с поминок исключительно из страха перед предполагаемым возмездием. Скорее уж у него хватило ума и такта не напоминать о себе матери Ольги как о невольном виновнике ее гибели. Это лишь причинило бы несчастной женщине дополнительную боль. Хотя отчасти Оксана была права — присутствие Влада могло спровоцировать крайне нежелательный на подобном мероприятии скандал. В сообразительности ему не откажешь, вот он и предпочел не привлекать к себе внимания и удалился, проводив Ольгу в последний путь. И все же трусом он не был, иначе он бы вовсе не приехал на похороны.
Все эти соображения я изложила Оксане, и она, немного подумав, кивнула.
— Возможно, ты и права. Из него еще может получиться человек. Но такой ценой…
Мы еще немного помолчали, думая каждая о своем. Потом я рассказала Оксане о результатах расследования, особенно отметив ее заслугу.
— Благодаря тебе я напала на верный след, — в который раз добавила я. — А то так и блуждала бы по кругу.
— Лучше бы я в свое время наставила ее на путь истинный, — угрюмо сказала Оксана. — Хотя, что уж теперь… Хорошо бы эта тварь получила по заслугам.
— Получит, не сомневайся, — заверила я ее.
Хотя дело было окончено и преступница и на этот раз была полностью изобличена, я чувствовала смутное недовольство собой. Похоже, и мне пора в отпуск, тоже неоплачиваемый. Мое преимущество лишь в том, что, в отличие от Оксаны, мне не надо ни у кого отпрашиваться. Я сама себе начальство, коллектив и профсоюз.
Но прежде чем позволить себе недельку-другую блаженного ничегонеделания, я собиралась завершить еще одно небольшое дело. Правда, для этого мне предстояло совершить поездку в один ставший уже почти ненавистным мне населенный пункт, но ничего не поделаешь.
Следующим утром я уже мчалась в Верхнюю Осиновку, неотрывно следя за дорогой и лишь изредка бросая взгляд на знакомый пейзаж. Как ни странно, он уже не казался мне таким уж унылым и однообразным. Яркая буйная зелень радовала глаз и одновременно дарила чувство покоя.
Подъехав к деревне, я была вынуждена припарковаться в самом неудобном для этого месте. В противном случае мне вновь пришлось бы доехать до той самой заброшенной фермы. Ну уж нет! Теперь никакие силы не заставят меня приблизиться к оврагу, в котором…
Я вышла из машины и пошагала к знакомому мне дому с маленьким палисадником и огородом.
— Батюшки! — всплеснула руками Дарья Петровна, которая, завидев меня, тут же бросила ведро и тяпку и поспешила к калитке. — Да ты прямо как родная! Того гляди насовсем к нам переедешь!
Видимо, выражение моего лица яснее ясного говорило, что это пожелание вряд ли осуществится. Во всяком случае, пожилая женщина, озабоченно глядя на меня, покачала головой.
— Вот не хотите вы, молодежь, в деревне оставаться. Все вас в город тянет. А что там хорошего, в городе-то? Одна вот уехала, и чего? Матери-то горе какое! — причитала Дарья Петровна, ведя меня в дом. — А я чайку согрела, как знала, — не переставала говорить гостеприимная хозяйка, хлопоча в кухне.
Я осмотрелась. Все было по-прежнему: и маленькая чистая кухонька, и знакомые расписные чашки, и вид на небольшой огород из окна. Идиллия да и только.
— На похоронах вот ты не была, а жених Олин, городской-то, был, — заговорщическим полушепотом доложила мне Дарья Петровна. — Правда, ни с кем не знался, в сторонке стоял. Оксана потом мне деньги отдала. Сказала, от него, Оле на памятник. И от себя Оксана еще добавила. Она ведь хорошая, Оксанка-то. Даром, что оторва. — Женщина вдруг вскочила и понеслась вглубь избы. Я изумленно последовала за ней. — Я вот тебе сейчас деньги-то покажу, ты не думай, — убеждала она меня в чем-то. — Я себе ни копейки, все на могилку. А что останется — Клаве. Ей теперь долго лечиться надо, ой, как долго!
Я с горем пополам успокоила женщину, заверив, что у меня и в мыслях не было в чем-то ее заподозрить.
— Клавдии Ильиничне нужно дорогое лечение? — спросила я, глядя, как Дарья Петровна бережно убирает обратно конверт с деньгами, который она достала было из комода.
— Дорогое, — Дарья Петровна озабоченно покивала. — На одни лекарства в месяц сколько уходит. А еще питание ей нужно специальное. Да еще врачи говорят, в санаторий ее бы отправить. А где на все это взять?
Я, ни слова не говоря, извлекла из сумочки другой конверт.
— Вот, Дарья Петровна, возьмите. Здесь хватит и на санаторий, и на лекарства на первое время.
Дарья Петровна молча смотрела на деньги, словно не верила собственным глазам.
— Это что ж за прорва деньжищ, — выговорила она наконец. — Да как же я это возьму-то, это что же…
— Берите-берите, Дарья Петровна, — я ободряюще улыбнулась. — И себе отложите, сколько надо. Вы ведь тоже устаете за Клавдией Ильиничной ухаживать.
— И ни-ни-ни-ни! — пожилая женщина испуганно попятилась от меня, замахав руками. — Ни копейки не возьму, и не проси! Это что же за деньги такие?
— Это материальная помощь, — заявила я. — Для вас с Клавдией Ильиничной. Вы заслужили.
Дарья Петровна с сомнением смотрела на меня, качая головой.
— Ну, раз материальная помощь… — проговорила она, — тогда что ж. Только все на Клашу пойдет, я ни копейки не возьму, так и знай! Мне чужого не надо. А тебе чеки буду отдавать, чтоб видела, куда сколько потратила. Ты мне адрес дай, куда их высылать-то тебе.
Я улыбнулась, удивленная подобной предусмотрительностью.
— Адрес я вам оставлю, Дарья Петровна, — заверила я. — Чтобы вы мне писали, как дела у вас и у Клавдии Ильиничны. А чеки мне высылать не надо, я вам верю.
— Ну, раз так… — Дарья Петровна все еще была полна сомнений.
— Только себе ни копейки не возьму, уж ты как хочешь! — заключила она решительно.
Возвращаясь в Тарасов, я поймала себя на мысли, что впервые в жизни чувствую настоящее облегчение, избавившись от денег. Деньги Дубровской, совершив своеобразный круговорот от нее к ее любовнику, после от него ко мне, теперь пойдут на нужды матери погибшей Ольги. Такая вот компенсация, о которой госпожа Дубровская не подозревает. У нее теперь другие заботы.
Прошло чуть больше месяца с того дня, как я в последний раз наслаждалась идиллическим деревенским пейзажем. За это время я вернулась к привычному ритму жизни, нашла перспективное дело, о котором обязательно расскажу, как только представлю отчет клиенту. Прежде чем приступить к новому расследованию, я решила не менять своих планов относительно отпуска и слетала в Индонезию, откуда привезла подарки для Оксаны и для Мельникова.
