Латур часто и неодобрительно упоминает Гоббса в своей книге; я полагаю, что в образе Геи он ищет адекватную замену Левиафану. То был образ политического принуждения в меркантилистском государстве: единое и ужасное, чудовище останавливало войну всех против всех на уже занятой территории. Переводя «природное состояние» человека в гражданское внушенным им ужасом, Левиафан и противостоит государству, и сам состоит из людей. Гея в описаниях Латура композитна, как государство на обложке знаменитой книги Гоббса. Скорее всего, рисунок принадлежит Вацлаву Холлару, богемскому рисовальщику и лондонскому эмигранту; в бытность свою в Праге он был учеником Арчимбольдо, мастера композитных портретов. Надо заметить, что на обложке Левиафана композитно только тело суверена. Тщательно нарисованное, оно состоит из множества подданных, которые пузырятся на нем как овечий мех; этим суверенное тело противостоит стране – городу и природе, выполненным в традиционной манере штрихового рисунка. Голова суверена и символы его власти тоже едины, а не составлены из элементов. Этой тонкой игрой между штрихом и коллажем изобретение Холлара отличалось от иронических портретов Арчимбольдо, где сочлененный характер лиц, составленных из фруктов, овощей или гадов, возвращал человека к природе.
Повидав на своем веку войны и революции, Гоббс признавал: отношения стран между собой вечно пребывают в природном состоянии, – войны всех против всех. Он надеялся только на то, что суверен сможет остановить гражданскую войну на отдельно взятом острове. Левиафан мог остановить насилие только внутри самого себя – внутри государства. Благодаря своей чудовищной сущности государство способно сохранять гражданский мир. Оно не может решать глобальные задачи. В международной войне с природой у каждого из государств есть свой интерес, как пра- вило, состоящий в ее продолжении. Они не способны остановить климатическую катастрофу. Для этого нужно новое, небывалое чудовище планетарных масштабов и женской природы. Оно ужаснет самих суверенов, как те устрашают индивидуальных членов своих сообществ. Чтобы прекратить новое природное состояние – борьбу суверенов с природой, – нужна Гея.
Таков новый миф Латура; мне кажется, в него стоит верить наполовину. Гея реальна, но не целостна. Она множественна как человечество, плюралистична как общество. Природа зла, но чужда единству. Ресурсы все разные, потому что они суть типические взаимодействия между двумя мультитюдами – природой и людьми. Поэтому у каждого ресурса свои политические свойства. Возможно, их всех объединит мировое государство, если оно даст права гражданства природным явлениям и научится учитывать их голоса вместе с людскими. Это далекое и, возможно, утопическое будущее; мы дойдем до него, если будем живы. Пока что мы движемся в другом направлении, и этот путь ведет в тупик.
В 1974 году Уильям Нордхаус предсказывал переход от «экономики ковбоев» к «экономике космонавтов»: в первой человек потреблял что хотел, не думая об отбросах, потому что считал природу покорной и бесконечной; во второй все внимание человека займут ограниченные источники жизни и вторичное использование потребленных ресурсов. За эту работу в 2018 году Нордхаус получил Нобелевскую премию по экономике, но его предсказание пока не подтвердилось. Человечество больше похоже на ковбоев, попавших на космический корабль, чем на космонавтов, оказавшихся в прерии. Вдвое увеличившись и сжигая все больше энергии, человечество подходит к предсказанной Нордхаусом дате климатической катастрофы – 2030 году. Ледники Гималаев и Антарктики тают; перепады климата становятся все более резкими; зима в умеренных широтах стала бесснежной, а лето жарким; зоны вечной мерзлоты превращаются в болота, области плодородного земледелия – в пустыни.
Валовой мировой продукт – сумма всех благ, которые были произведены, проданы и куплены в мире, – в 2014 году составлял 78 триллионов долларов; с тех пор он каждый год рос на 3–4 %. Мировой выброс углерода в атмосферу составлял около 10 миллиардов тонн в год; он тоже рос, пусть и медленнее, чем валовой продукт. Эмиссии послушно следуют за ростом экономики; разъединения этих двух процессов, о чем так много говорили экономисты и чиновники, так и не произошло. Выбросы парниковых газов на время сократились, но в 2018-м вернулись к рекордному уровню 2010-го. Серия международных договоров, вершиной которой были Киотский протокол 1997-го и Парижское соглашение 2015-го, остаются добрыми намерениями, необязательными для национальных властей. Ни одна из развитых стран пока не выполнила обязательств, принятых по Парижским соглашениям. Хуже того, эти соглашения стали одним из главных источников трансатлантического конфликта. Президент США заявил о выходе из Парижских соглашений; власти Европейского союза намерены выполнить свои обязательства. Целью является ограничение роста средней температуры на планете полутора градусами в сравнении с уровнем 1880 года; но эта цель уже устарела, прогнозы говорят о повышении температуры на 2 или даже 3 градуса к 2050 году. Продолжается добыча и сжигание самого грязного топлива – угля; нефть остается двигателем экономики; рост продолжает быть желанной целью всех правительств мира. Использование возобновляемой энергии растет быстрее, чем ожидалось, но эта хорошая новость не компенсирует множества плохих. Администрация Трампа отменила даже те нерешительные меры по сдерживанию выбросов, которые ввела администрация Обамы. В последний год его президентства цена эмиссии каждой новой тонны углекислого газа, выбрасываемой корпорациями, была определена в 45 долларов; теперь она вернулась к одному доллару. В 2018 году на саммите в Катовице – традиционном центре польского угля – эксперты ООН согласились в том, что человечеству осталось десять лет для мер, которые могли бы снизить эмиссии вдвое; только так можно достичь старой цели – потепления в полтора градуса к 2050-му. Эти выводы не стали официальными: против их признания были четыре нефтяные супердержавы – США, Россия, Саудовская Аравия и Кувейт.
Климат уже потеплел до температур, предшествовавших Ледниковому периоду, но тогда уровень моря был на 30 метров выше. Потепление на полтора градуса приведет к разрушению коралловых рифов, затоплению островных государств и портовых городов, всеобщему продовольственному кризису и многомиллионным миграциям населения. В десятках малых, больших и самых больших стран мира будет объявлено чрезвычайное положение. Будущее падение мирового ВВП от потепления оценивается в 10–25 %. Многое уже произошло: после 1950 года число наводнений увеличилось в 15 и пожаров в 7 раз; с начала фиксации наблюдений (1850) 20 самых теплых лет случились в последние 22 года. Первыми страдают те, кто делит с нами землю, не будучи защищены протезами, которые имеем мы, – одеждой, домами, кондиционерами. Популяции позвоночных за последние 50 лет уменьшились на 60 %. Ученые озабочены исчезновением насекомых: их общая биомасса уменьшается на 2,5 % в год, и к концу века насекомых просто не будет. Больше половины пчел в США уже вымерли. Тысячи видов рыб и птиц питаются насекомыми, они опыляют мириады растений, значит, исчезнут и они.
Предсказание катастрофы является увлекательным делом. Однако предсказуемы только тенденции: когда в Африке начнется массовый голод, вынужденная миграция оттуда увеличится в 10 раз. Но главные беды будут случайными. К примеру, на вечной мерзлоте стоят миллионные города, железные дороги, газопроводы. При потеплении мерзлота подтает везде, но миллионы людей и миллиарды долларов зависят от того места, где провалится почва. Предсказания экстраполируют уже сделанные наблюдения, но изменение климата формируют кольца положительной обратной связи. К примеру, потепление ведет к лесным пожарам, а они – к новым выбросам карбона и еще большему обезлесению, усиливающему потепление. Живые болота поглощают углекислый газ не хуже лесов; перегретые, они гибнут, выделяя метан. Это порочный круг, и постепенные изменения перемежаются взрывами. Они непредсказуемы в пространстве и времени: такова природа зла.
