– Кто куда. За одного я чуть не вышла замуж – расскажу тебе эту историю, когда будешь постарше. – Наклонившись, тётя Клер переложила лёд поудобнее. – Но, кстати, напрасно ты думаешь, что они все куда-то подевались. Я ещё не такая старушка и могу и дальше влюбляться – с первого взгляда, со второго, с третьего, с какого угодно.
Тут в голове у Джейн мелькнула одна мысль, которая показалась ей интересной и в то же время пугающей.
– А в Алека ты случайно не влюбилась?
– В Алека? Нет, что ты. Он, конечно, славный, но влюбляться в него мне, честно говоря, даже в голову не пришло.
– А как ты это поняла? И как вообще можно понять, влюбился ты уже или нет?
– Столько вопросов сразу!.. Подожди, дай подумать. Действительно, по каким признакам человек понимает, что влюбился? Попробуй объясни… Ну вот: это как будто молния ударила, только приятно. Или как будто сердце поёт. Звучит глупо, да?
– Сердце поёт!.. Почему глупо? Хорошо звучит. Можно я впишу это в книжку про Сабрину Старр?
– Пожалуйста. Сочту за честь.
Из гостиной на террасу выглянула Скай, с губкой в одной руке и посудным полотенцем в другой. Она сказала, что надо сгонять в «Лосиный» за продуктами, а поскольку Джейн сейчас ничем важным не занята – сбор материалов для книги не в счёт, – значит, ей и идти. Джейн не возражала: после разговора с тётей Клер у неё как раз появилось над чем поразмышлять по дороге. Сунув в карман список покупок, она выбежала из дома, свернула на Океанский бульвар и отдалась полёту фантазии.
Сабрина Старр рвала и метала. Из-за какого-то растяжения лодыжки всё рушилось. В течение сорока восьми часов она должна вызволить из плена похищенного китайского посла, иначе грядёт международный конфликт, целые державы прекратят своё существование, а там и до Третьей мировой войны недалеко. А она тут валяется на больничной койке. «Мисс Старр? Я доктор Альберт, специалист по лодыжкам». Сабрина подняла глаза на доктора – и её сердце запело.
Нет, так не пойдёт. Ведь если Сабрина будет на костылях и в белом пластиковом сапоге, то она даже не сможет танцевать при луне. А в фильмах, например, влюблённые всегда танцуют, Джейн столько раз видела. Но, может, в жизни не всегда? Кстати, вот и второй вопрос для интервью: «Хочется ли вам танцевать, когда вы влюблены?» Джейн пожалела, что не прихватила с собой тетрадку.
Дом Алека остался позади; теперь вдоль дороги тянулся скалистый берег: серые камни грозно высились на границе суши и океана, как и сотни лет назад. Нет, тысячи, тут же поправилась Джейн, – нет, десятки тысяч лет назад, со времён динозавров или, может, с ледникового периода – Джейн никак не могла запомнить, что было раньше. Ей вдруг страшно захотелось ступить на эти камни, и она поняла, что она должна это сделать – ни за что не сможет пройти мимо.
Добраться до них оказалось проще простого. Она съехала пару метров по галечной насыпи, перебежала полоску крупного песка – осталось только вскарабкаться на прекрасный древний камень и перепрыгнуть с него на другой древний камень, и на третий, и дальше, дальше – на тот, о который разбиваются океанские волны и облако брызг летит прямо в лицо.
– О великий Нептун! – воскликнула она, воздевая руки. – Молю тебя: даруй мне…
Но она пока ещё не придумала, что бы такое вымолить у Нептуна. Это должно быть что-то связанное с морем – ясно, что никакими сухопутными делами Нептун не заинтересуется. И он уж точно не станет помогать начинающим авторам, которые по нескольку дней не могут сдвинуться с места. Можно попросить, чтобы он превратил её в русалку. Но даже если считать, что такие превращения в принципе возможны, ещё вопрос, стóит ли. Джейн что-то не могла припомнить, чтобы в какой-нибудь книжке ей встретилась хоть одна умная русалка. Им всем только бы расчёсывать свои волосы да завлекать моряков, чтобы те с ума сходили от страсти, – вот и все интересы. Правда, волосы у Джейн уже достаточно длинные, при желании сойдут за русалочьи. А пока завлекаешь моряков, можно, наверно, и про любовь что-нибудь выяснить. Джейн снова воздела руки к небесам и воскликнула по возможности громко и чётко:
– Молю тебя, великий Нептун: сделай меня русалкой! Только, пожалуйста, не насовсем, а на время проведения исследования.
Она подождала, но ничего не произошло: хвост не отрос, кожа не покрылась чешуёй. Нет так нет, подумала Джейн: в конце концов, её послали в магазин за продуктами, и если она их не принесёт – чем скорее, тем лучше, – Скай может сильно огорчиться. Вздохнув, Джейн двинулась в обратном направлении – сначала по камням, потом по песку, лишь ненадолго задержалась, чтобы поднять несколько обкатанных морем голышей: она решила, что из них должны получиться неплохие пресс-папье. Однако когда она добралась до насыпи, выяснилось, что карабкаться наверх труднее, чем съезжать вниз. Кеды скользили по гальке, а пучки травы, за которые она пыталась ухватиться, выдирались с корнем.
Но она упорно ползла наверх и почти уже доползла, когда до её ушей донёсся стремительно нарастающий грохот. Джейн вскинула голову. Доминик – да, это был он! – царственно махнув ей рукой, промчался мимо на скейтборде.
– Привет! – крикнула Джейн, и было бы прекрасно, если бы она этим «приветом» и ограничилась. Но ей зачем-то захотелось помахать ему в ответ, что она и сделала; и пока её правая рука посылала приветливые взмахи быстро удаляющемуся скейтбордисту, левая, сжимавшая будущие пресс-папье, вдруг резко дёрнулась, а сама Джейн качнулась и, потеряв равновесие, покатилась с насыпи, так что руки, ноги и голыши разлетелись в разные стороны.
Первое, о чём она подумала, докатившись до низа, было: только бы Доминик не увидел. А второе: кажется, кому-то рядом очень нужна помощь, раз он всё время повторяет «ой!», точнее «ой-ой-ой-ой!». И она немедленно вскочила бы и помогла, но, видимо, пока она падала, у неё что-то произошло с носом, он как будто перемешался с песком и пресс-папье и ещё чем-то тёплым и липким – и тогда Джейн поняла, что это она сама повторяет «ой-ой-ой-ой!», больше некому.
И она замолчала. Потому что Сабрина Старр никогда не ойкает.
Вот только нос болел так, как у неё ещё ни разу в жизни ничего не болело, включая и тот раз, когда Скай на пикнике нечаянно ткнула её вилкой для барбекю. Джейн попробовала проверить, цело ли всё остальное, кроме носа. Осторожно пошевелила конечностями, всеми четырьмя по очереди, – получилось. Значит, можно вставать. Это оказалось не так просто: едва она попыталась принять вертикальное положение, как у неё, во-первых, закружилась голова, а во-вторых, боль сразу же усилилась.
– Ой-ой-ой-ой-оййй! – застонала Джейн, потому что пусть там Сабрина как хочет, а ей, Джейн, было сейчас очень, очень плохо.
Она, конечно, понимала, что всё равно нужно выбираться на дорогу. Но если раньше эта задача казалась ей просто трудной, то теперь она стала непосильной. Джейн три раза пыталась вскарабкаться на насыпь, но, докарабкавшись до середины, съезжала вниз вместе с галькой. Может, ей бы и удалось доползти до верха, будь у неё свободны обе руки, но соображала она сейчас тоже плоховато: ей даже не пришло в голову выкинуть последний голыш – остальные разлетелись во время падения, – и она продолжала крепко его сжимать. После очередной попытки она уже собиралась сдаться и попробовать ещё раз воззвать к Нептуну, когда на дороге неожиданно остановилась машина, из неё вышел человек, сбежал по насыпи. Подхватив Джейн на руки так легко, будто это не Джейн, а Бетти, например, он поднялся вместе с ней обратно на дорогу и поставил около своей машины.
