— Чья это собака? Это ваша собака? — она сурово смотрела на Розалинду.
— Да, мэм, — ответила Розалинда.
Вам сказано было держаться подальше от моего парка! А вы вместо этого притащили сюда какое-то… чудовище, чтобы оно перетоптало мне весь дельфиниум. И это за три дня до садово-паркового конкурса! Да как вы смеете?.. И даже не удосужились мне сказать, что вы привезли с собой собаку!
— Простите. Больше это не повторится.
— «Простите, простите» — повторяешь целый день одно и то же, как попугай! Но ты права, больше это не повторится. Я собираюсь поговорить с вашим отцом. Его дочери слишком вольно обращаются с моей собственностью! И я непременно ему об этом сообщу. — Она раздражённо обернулась к Джейн. — Нет, вы посмотрите не неё, она же ещё и ревёт! Что случилось, Скай?
— Ничего, — ответила Джейн. Слёзы ручьями бежали по её щекам.
Миссис Тифтон усмехнулась.
— Джеффри, немедленно домой.
— Я скоро.
— Не скоро, а сейчас же! Декстер хочет показать тебе, как делают замах в гольфе.
— Я только помогу девочкам отвести Пса обратно к летнему домику и приду. Это важно, мама.
Миссис Тифтон посмотрела на сына так, словно собиралась его испепелить. Но Джеффри не испепелился, даже не отвёл взгляд, а смотрел на мать прямо и открыто. Чем кончится эта игра в гляделки? Сёстры затаили дыхание… и выдохнули, только когда миссис Тифтон первая опустила глаза и отвернулась. Прихрамывая и, как показалось девочкам, дымясь от злости, она ушла по направлению к Арундел-холлу.
— Джеффри, мы не хотим, чтобы из-за нас у тебя были неприятности, — сказала Розалинда. — Ты мог бы её послушаться.
— Нет, не мог. Я же сказал: это важно. Для меня.
Присев на корточки, Джеффри тихонько погладил мягкую шёрстку Чака. Хорошо хоть, что крови не было.
— И что теперь? — спросила Скай. — Мы должны его похоронить, да?
— Придётся дождаться Кегни, — сказала Розалинда.
— Кегни… — эхом повторила Джейн и снова залилась слезами.
— Наверно, надо положить его в какую-нибудь коробку, — сказала Скай.
Джеффри поднял пушистый комочек с земли. Розалинда, борясь со слезами, протянула руку, чтобы в последний раз погладить бедного кролика. Он был ещё тёплый. Если бы она не видела своими глазами, как всё происходило, — подумала бы, что он жив. Ей даже почудилось, что он дышит.
И тут Розалинда ахнула.
— СМОТРИТЕ!..
Все замерли — и тоже ахнули. Потому что Чак открыл глаза!
И, кажется, сильно удивился.
— Он живой? — вскрикнула Джейн.
— Он не умер? — вскрикнула Скай.
Розалинда и Джеффри ощупали Чака от ушек до хвоста и убедились, что у него всё цело.
— Значит, Пёс не убил Чака, — сказал Джеффри. — Он просто поймал его… для нас.
— Гав! — гордо сказал Пёс, и это означало: правда, я молодец? Правда, я лучше всех? Дети немедленно с ним согласились, и все, кроме Джеффри (который держал Чака), бросились обнимать и расхваливать Пса.
— Джеффри, — попросила Розалинда, — отнеси Чака обратно в каретный сарай, пока с ним ничего больше не случилось. А мы отведём Пса. Придётся, видно, запереть его в доме.
Но Псу эта мысль не понравилась. Когда Скай потянула его за ошейник, он, упираясь всеми четырьмя лапами, стал тянуть её в другую сторону и опять залился своим самым тревожным лаем, будто говорил: что-то не так, что-то не так!
Да что с ним такое сегодня? — нахмурилась Джейн. — Он же уже спас Чака, что ему ещё нужно?
— ГАВ! РРР-ГАВ-ГАВ-ГАВ! — надрывался Пёс.
— Кажется, он чем-то недоволен, — сказал Джеффри. — Вы его вообще понимаете?
— Да его только Бетти… — оборвав себя, Розалинда испуганно огляделась. — Бетти! Где Бетти?
Глава одиннадцатая
Второе спасение
Решив, что она должна найти Чака, Бетти сделала самое логичное, что можно было сделать в таком случае: пошла искать Чака. Она искала его по всему Арундел-парку, звала по имени, уговаривала выйти и не прятаться. Она трижды обошла все вазы, статуи, клумбы и фонтаны — но кролика нигде не было. И тогда она впала в отчаяние и решила, что Чак уже никогда не отыщется. Значит, у неё теперь всего один выход. И значит, она должна быть очень, очень храброй девочкой.
Я храбрая, строго сказала она себе и зашагала вперёд. Вот так получилось, что примерно в то же время, когда Розалинда, прихватив коврижку для Кегни, вышла из летнего домика и направилась к каретному сараю, Бетти храбро перелезла через низкую каменную ограду, отделявшую Арундел-парк от внешнего мира, и направилась домой. То есть не в летний домик, а совсем домой, в Камерон. Туда, где нет ни миссис Тифтон, ни Чака, который потерялся из-за Бетти. Ни Кегни и Карлы, чьи сердца теперь разбиты, тоже из-за Бетти. Она доберётся туда к ночи и уснёт сегодня в своей кроватке. И может быть — может же такое быть? — когда папа и сёстры вернутся домой, они уже не будут на неё очень сильно сердиться.
Бетти знала, куда ей идти. Арундел в горах, а Камерон нет — значит, надо идти вниз, под гору. А если всё кругом будет плоское и никаких гор, то тогда надо идти в сторону солнца. Потому что Скай однажды сказала, что Камерон находится к востоку от Арундела. А восток — не важно, что это такое, но он как-то связан с солнцем. К несчастью, солнце скоро оказалось прямо над головой, и идти в его сторону никак не получалось. Поэтому Бетти просто брела вперёд.
Не будь она такой несчастной, ей бы даже нравилось так брести, особенно вначале. Кругом были луга, в зелёной траве покачивались головки полевых цветов, кузнечики весело прыгали у Бетти перед самым носом, а несколько бабочек порхали над ней, провожая с луга на луг: наверно, они принимали её за царицу бабочек. А когда стало жарко — так жарко, что можно было зажариться, — впереди послышалось журчанье ручейка, и Бетти просто вошла в него и села прямо в воду. Хорошо, подумала она, когда никто не говорит «нельзя».
Но больше всего ей понравилось на том лугу, что начинался сразу за ручьем: там, за загородкой, стояли две лошади! Они стояли просто так, будто ждали, когда Бетти подойдёт к ним и поднимет пучок клевера повыше, чтобы они могли ухватить его чёрными бархатными губами. Бетти кормила их клевером и радовалась, пока не заметила, что одна из лошадей коричневая в пятнышках, как Чак, а вторая белая, как Карла. А потом она заметила, как они изгибают шеи и нежно трутся друг о друга носами. Как им было бы грустно, подумала тогда Бетти, если бы одна из них осталась за загородкой, а вторая убежала навсегда.
