— Кажется, ударилась головой о камень, когда падала. Ей сейчас нужно тепло. — А этот голос Розалинда знала. Он принадлежал тому, чьё имя она предпочла бы сейчас забыть. Насовсем. Она почувствовала, как её накрывают чем-то сухим и тёплым, и заодно поняла, что она лежит на земле, промокшая и продрогшая насквозь, и голова у неё раскалывается.
— Кто она такая, не знаешь? — спросила девушка.
— Это Розалинда, старшая из четырёх сестёр — ну, я тебе рассказывал. Слушай, её прямо трясёт.
— А она ничего, симпатичная, правда?
Не знаю, она же ещё ребёнок. Послушай, побудь с ней несколько минут, а? Я пока сбегаю за её отцом.
Розалинда застонала и пошевелилась. Она хотела попросить, чтобы они не беспокоили папу, но вместо этого почему-то произнесла:
— Офелия, довольно вкруг тебя воды, чтоб доливать её слезами…
[18]- Господи, что она несёт? — пробормотала девушка.
— Бредит, наверно. Эй, ты меня слышишь? Розалинда! — громко позвал Кегни — да, конечно, это был он, кто же ещё. Ну почему какой-нибудь незнакомец, какой-нибудь случайный прохожий не мог вытащить её из пруда?
Розалинда открыла глаза и приказала себе сосредоточиться. Немного помолчав, она сказала:
— Не надо беспокоить папу.
— Но ты ударилась головой, — сказал Кегни.
— Ничего, всё уже в порядке. — Розалинда попыталась сесть.
Сесть она не смогла, зато рассмотрела лёгкую спортивную куртку с надписью «Ред Соке», которую только что набросил на неё Кегни.
— Тебе нельзя пока вставать, — Кегни заботливо придержал её за плечо.
— Мне нужно домой, — сказала она и вдруг (этого только не хватало!) заплакала.
— Тогда я тебя отнесу.
Нет, нет, я сама… — Но Кегни уже поднял её на руки, как ребёнка, вместе со своей курткой.
Розалинда приподняла голову, чтобы получше рассмотреть рыжеволосую девушку. Красивая, подумала она. А я — как мокрый мешок с картошкой.
— Это Катлин, — сказал Кегни.
— Привет, — сказала Розалинда.
— Надо же, какой несчастный случай, — посочувствовала Катлин.
Несчастный случай! В эту минуту Розалинде казалось, что всё её лето — один сплошной несчастный случай.
— Держись крепче, Рози, — сказал Кегни.
И годы спустя, когда Розалинде доводилось увидеть на ком-нибудь обычную спортивную куртку с надписью «Ред Соке», в её памяти всплывала эта долгая, долгая дорога от пруда до летнего домика. Катлин болтала про каких-то их с Кегни общих знакомых — которых Розалинда никогда не видела, — пересказывала совместно просмотренный фильм про любовь — о котором Розалинда никогда не слышала, — перечисляла, куда они с Кегни вместе ходили и куда ещё собираются пойти. Кегни изредка поддакивал или возражал, а Розалинда не поддакивала и не возражала, за всю дорогу не сказала ни слова. А что она могла сказать? Что ей стыдно? Что она не знала, что они окажутся у пруда, а знала бы — не подошла бы и на пушечный выстрел? Говорить об этом было глупо. А говорить о поясе Ориона, как она теперь понимала, — ещё глупее. Поэтому она просто закрыла глаза и положила голову Кегни на плечо. Тем более что голова ужасно болела, а положить её больше было некуда. И всю дорогу слёзы тихо текли по её щекам.
Глава пятнадцатая
Растерзанная книга
— Розалинда, ты ничего мне не хочешь рассказать про вчерашнюю ночь? — спросил мистер Пендервик.
— Нечего рассказывать, пап. Правда. Мне захотелось проветриться, вот я и пошла в парк. Около пруда поскользнулась, упала в воду. А когда падала, ударилась о камень. — Розалинда смотрела на отца умоляюще. Зачем он её мучает? Даже ночью, когда Кегни принёс его старшую дочь, мокрую, только что из пруда, с огромным синяком на лбу, папа великодушно не задавал ей никаких вопросов. А утром ему вдруг понадобились какие-то признания. Она уже во всём призналась сама себе: у неё было на это время, пока она ворочалась до утра без сна. Как она могла быть такой дурой, как могла отдать своё сердце тому, для кого она всего лишь ребёнок? С сегодняшнего дня она даже думать не будет о парнях. Семья, подруги, школа — вот отныне все её интересы — на много лет вперёд.
— Но объясни мне, как получилось, что Кегни с этой девушкой…
— Катлин.
— Да, Катлин. Так как всё-таки вышло, что они оказались там как раз вовремя, чтобы тебя спасти? Простое совпадение?
— Наверно… То есть конечно.
— Скажи, а это никак не связано с тем, что Скай вчера пришла домой промокшая до нитки? Если да, то следующая, надо полагать, Джейн? И теперь всех моих дочерей поочерёдно мне будут доставлять мокрыми насквозь, как из морской пучины?
— Ну пап!
Мистер Пендервик обвёл глазами кухню, словно ища чьей-то поддержки, — но в кухне никого не было.
— Розалинда, ты уже почти взрослая. А я, знаешь ли, не слишком разбираюсь в делах взрослых девушек… Вот если бы твоя мама…
Он умолк. Глаза Розалинды наполнились слезами. Лучше бы требовал признаний, подумала она.
— Скажи мне, Рози, — мистер Пендервик перестал озираться и взглянул ей прямо в глаза. — Если бы мама была жива… и ты бы рассказывала ей про свою вчерашнюю ночь… тебе было бы чего стыдиться?
— Нет, — твёрдо сказала Розалинда.
— Тогда всё в порядке, — кивнул мистер Пендервик.
— Стыдиться нечего. Ну, разве что смущаться.
— Э, дочка, ты меня лучше не путай…
С лестницы, прыгая через две ступеньки, сбежала Скай.
— Джеффри не появлялся?
— Нет, — сказала Розалинда.
— Ого! — При виде старшей сестры Скай резко затормозила. — Что это у тебя?
— Ничего.
- Что значит «ничего»? У Джеффри, после того как мы с ним познакомились, и то блямба была поменьше.
— «Ничего» — это значит, она не хочет об этом говорить, — пояснил мистер Пендервик.
На лестнице появилась Джейн, победно размахивая голубой тетрадкой.
— Есть! Готово! Просыпаюсь утром, а весь конец книги у меня уже в голове — оставалось только записать! Я и записала. Пап, можно я сегодня попечатаю на твоём компьютере?
Притормози на минутку. Как ты себя чувствуешь? — спросил мистер Пендервик.
— Отлично, только сопливо немножко, — Джейн пошмыгала носом для наглядности. — Последняя точка в конце книги меня исцелила!
