К моему удивлению, на следующий день мне дали добро на экскурсионную деятельность. Мне выделили старую ветхую пристройку, чтобы я убрался в ней и переоборудовал ее под офис. Экскурсии выходного дня пользовались такой популярностью, что в наш автобус набивалось по сорок солдат за раз — хотя, подозреваю, их интересовали не столько мои информативные туры, сколько возможность сбежать от однообразия и серости армейских будней. В течение недели я как можно больше читал о местных достопримечательностях, а если не находил какой-то информации или ничего интересного, то все придумывал. Никто никогда не сомневался в правдивости моих слов. Впоследствии мы стали выезжать не только на выходные, но на две, три недели — в отпуск. Таким образом за два года я исколесил всю Европу и Северную Африку с караваном из сорока благодарных солдат. Я всегда очень реалистично оценивал ожидания своих подопечных. Трехдневная поездка в Париж произвела фурор: вместо того чтобы силком тащить ребят в оперу и музеи, я остановил автобус у «Фоли-Бержер», выдал парням белые карточки с адресом нашего отеля и временем отъезда в воскресенье и предоставил им полную свободу. Я столько раз побывал на представлениях в «Фоли-Бержер», что мог заранее сказать, какие предметы туалета танцовщица снимет, а с какими ни за что не расстанется, чтобы ребята даром не свистели. Я бронировал отели и туры в интересные места по ценам, которые были солдатам по карману: я знал законы оптовой торговли и понимал, что группа может потратить на путешествие четверть суммы, заплаченной путешественником-одиночкой. Я выторговывал нам билеты в театр, столики в ресторанах, номера в отелях по всей Европе. Ребята платили совсем немного — ведь мы проходили как группа военнослужащих, и лишних денег с нас не брали. Особенно забавной вышла поездка на французскую Ривьеру — как же мы тогда хохотали! В конце выходных мне приходилось вытаскивать солдат из борделей; наш водитель останавливался у всех злачных мест и собирал войска. В одну из первых поездок на Ривьеру мы ехали по главной улице Ниццы, и я не умолкая рассказывал об отелях и роскошных вечеринках, а потом мы подъехали к знаменитому военному мемориалу с видом на пляж. Сорок солдат вышли из автобуса, чтобы осмотреть мемориал и выслушать мой длинный рассказ о нем, когда же я обернулся спросить, остались ли у них вопросы, выяснилось, что за моей спиной никого нет: они все перебежали на ту сторону бульвара и разглядывали красивую женщину, загоравшую на пляже в чем мать родила. Все при этом щелкали фотоаппаратами. Потом явились французские полицейские и положили этому конец, загородив фигуристую даму.
Зимой мы ездили на выходные на модные горнолыжные курорты в швейцарские Альпы. Там у меня была возможность сколько угодно наблюдать за элегантными дамами, да и лыжи — мой любимый вид спорта. На склоне в Санкт-Морице в полвосьмого утра я был единственным катающимся: высший свет на этом шикарном курорте показывал свои напудренные личики лишь ближе к двенадцати.
Я несся по горному склону, усыпанному свежим снежком, меж елей с пушистыми снежными шапочками, и не передать, что это было за прекрасное чувство. Я мчался вперед на невероятной скорости и чувствовал себя так, будто во всем мире не было больше никого! Мне всегда казалось, что нет лучшего места для общения с Богом, чем горы.
Такой шанс, какой выпал тогда мне, выпадает, наверное, только один раз. Я увидел людей, ведущих совершенно разный образ жизни, я узнал истинную мотивацию, побуждающую женщин носить модную одежду. Когда вы знакомитесь с привычками и повседневным распорядком женщин во всех частях света, вас настигает прозрение. Увидеть красивое платье и скопировать его в разных тканях — это может каждый, истинный дизайнер смотрит глубже и понимает причину создания вещи. Он видит ее дух. Так мы разглядываем произведения искусства в знаменитых музеях мира — не чтобы скопировать, а чтобы попытаться уловить то, что вдохновило художника на их создание. Часто людям, объехавшим всю Европу, так и не удается почувствовать истинный смысл искусства: они привозят домой лишь ворох поверхностных впечатлений.
Я прятал в своем шкафчике журналы мод, и это была, пожалуй, главная тема для шуток в нашем лагере. Я подписался на газету Women’s Wear Daily и специализированное издание Hats. Знали бы вы, какой это вызвало скандал! Но через некоторое время ребята тоже захотели изучить эти журналы — главным образом, чтобы поглазеть на хорошеньких девушек. Помню, однажды в выходные я гулял по Парижу со Стеллой Дофрей — одной из самых красивых парижских моделей. Компания ребят из моего лагеря сидела в уличном кафе и тут увидела, как я прохаживаюсь по Елисейским полям под руку с этим восхитительным созданием. Они лишились дара речи. Парни понять не могли, как дятел вроде меня смог заполучить в подружки эту роскошную девчонку, хотя сами они сидели здесь все выходные и даже ни с кем не познакомились!
Тем вечером я вернулся в лагерь уже за полночь, и почти все легли спать. Я тихо разделся, лег в кровать, и тут включился весь свет, а парни потребовали отчет: где я подцепил такую красотку? У них-то сложилось впечатление, что я провожу все свободное время в музеях.
* * *
Через три месяца после моего прибытия в лагерь нашему командующему офицеру позвонил главнокомандующий соседнего лагеря. Он не сообщил, зачем звонит, лишь сказал, что ему нужно встретиться с рядовым Каннингемом. Это было очень необычно, и я понятия не имел, что могло понадобиться ему от меня, обычного рядового. В штаб-квартире меня встретили будто любимого родственника. Затем меня проводили в кабинет генерала, награжденного двумя звездами, и представили этому высокому, подтянутому, почтенному джентльмену. Тот, кажется, был слегка смущен и сразу перешел к сути дела: оказалось, его жена узнала, что в свободное время я работаю в местной шляпной мастерской. Это была правда. Я готовил коллекцию шляп, намереваясь отправить их в Париж и продать парижским дизайнерам. По лагерю прошел слух, что один солдат шьет женские шляпы. Узнав, что мой секрет раскрылся, я чуть не упал в обморок. Вообразил, что на остаток службы меня посадят в карцер. Из головы улетучились все мысли, но генерал улыбнулся и сказал, что хотел бы использовать мой талант и открыть школу для офицерских жен и воинского персонала, поскольку в таких тяжелых жизненных условиях всем нужна отдушина. В мгновение ока в штаб-квартире соседнего лагеря обустроили класс и мастерскую, и теперь дважды в неделю к нашему ветхому лагерному общежитию подъезжал генеральский лимузин со звездочками и забирал меня со всеми моими перьями и лентами. Это было жутко смешно: смотреть, как я выхожу из барака и загружаю в машину ворох женских штучек. Командир нашего лагеря взирал на это с отвисшей челюстью.
Теперь в лагере все боялись взглянуть на меня косо и думали, что я какой-то родственник генерала. И никто больше не смеялся над тем, чем я занимаюсь. Для армейских нет ничего важнее иерархии, и так я, обычный рядовой, заручился всеобщим уважением, потому что разъезжал по округе на генеральской машине и делал шляпы для офицерских жен. А мои занятия по шляпному мастерству пользовались большим успехом. Теперь в перерывах между партиями в бридж — главным развлечением здешних дам — жены офицеров украшали перьями и стразами головные уборы собственного изготовления.
Однажды в лагере воцарился настоящий переполох: из штаб-квартиры позвонили и сообщили, что сам генерал приедет повидаться с рядовым Каннингемом. Всем двумстам солдатам тут же велели наводить порядок. И вот машина генерала остановилась во дворе, и вышла его жена. Видимо, солдат, принявший звонок, все перепутал: на встречу с рядовым Каннингемом направлялся не сам генерал, а его жена. Я не принимал участия в уборке, так как был в городе в аукционном доме, где делал ставки на антикварную вазу. Полковник отправил за мной сержантов. Вернувшись, я обнаружил в своем кабинете такую небывалую чистоту, что не поверил глазам. Шестеро солдат в ожидании инспекции вымыли пол и стены. Но никакой инспекции не было: мы с женой генерала просто приятно поболтали.
