* * *
У меня было правило: начинать каждую неделю с самого любимого занятия. Я любил цветы и в полшестого утра каждый понедельник ходил на нью-йоркский цветочный рынок, где утро сияло всеми красками природы. Там я покупал свежие цветы охапками, и всю неделю в моем салоне витали чудесные ароматы. Я до сих пор позволяю себе эту роскошь и благодаря ей чувствую себя счастливым всю неделю.
Самый безумный шляпник William J.
Приглашает вас на самое безумное чаепитие
20 ноября в 15 часов
Западная 54-я улица, 44
Подтвердите свой визит
Вы просто не можете не прийти, моя дорогая, новые летние шляпы слишком безумны, это надо видеть!
Понедельник не должен быть тяжелым. Если бы все мы начинали рабочую неделю с самого приятного занятия!
Цветы цветами, а в остальном я никогда не придерживался мнения, что сперва нужно отремонтировать и обустроить помещение, а потом уже открываться. Мне хотелось начать вести бизнес немедленно. Как только я арендовал особняк, я тут же перевез туда все свои творения и материалы из дома Беркардов на Лонг-Айленде и уже через десять минут после переезда помыл парадное окно и выставил в нем свои шляпы. Денег у меня было очень мало, а после истории с миссис Харкнесс я твердо решил не принимать больше финансовую помощь. Переступив порог нового салона, я бросил все силы на поиск клиентов и начал шить днями и ночами. Из-за ложной гордости я ни разу не обратился за помощью к своей бостонской семье. С момента моего приезда в Нью-Йорк в 1948 году я не одолжил у них и десяти центов.
Помню, как универмаг Bergdorf’s заказал у меня пару моделей по двадцать долларов за штуку, и мне также пообещали повторный заказ. У меня не было ни цента, и тогда я пошел к дяде и попросил у него двадцать долларов взаймы на покупку материалов. Мне понадобилось призвать на помощь всю свою смелость, ведь дядя меня бойкотировал. Он был добрым человеком, но считал, что я позорю его, выбрав карьеру в мире моды. Он подверг меня допросу третьей степени, и в итоге я разрыдался, мне казалось, что заказ Bergdorf’s для моего магазина — дело жизни и смерти. Наконец он дал мне двадцать долларов себе наперекор, ведь он считал, что, давая мне деньги на шляпы, поощряет самое презренное дело. Вот если бы я попросил у него денег на что угодно, кроме шляп, то мог бы рассчитывать на любую сумму. И вот, зажав заветную двадцатку в горячей ладони, я бежал по Пятой авеню в магазин тканей и материалов. Но оказалось, тем же утром туда явились байеры из Bergdorf’s и скупили все до последней соломинки. Позднее я узнал от одной клиентки, что они скопировали мой дизайн и продавали эти шляпы по шестьдесят пять долларов за штуку. Это было неприятно, но для розничных торговцев такое поведение было типичным. Я обнаружил, что магазины и производители одежды масс-маркет, за редким исключением, пренебрегают деловой этикой, даже если речь идет о работе с начинающими талантливыми дизайнерами, которые, возможно, спустя годы им еще пригодятся. Общепринятая практика заключалась в том, чтобы издали наблюдать, как дизайнер кровью и потом зарабатывает свой успех и влияние, а как только это происходило, байеры накидывались на него, как стервятники, выжимали досуха и оставляли выживать самостоятельно.
Но в целом мой новый магазин, несмотря на скромное начало, сразу же принес мне счастье. Я разместил салон в первой комнате, самой маленькой, а мебель купил на распродаже при ликвидации известного модного дома. Всего за пару долларов мне удалось купить столы, стулья и различные материалы для изготовления шляп. Перед уходом с распродажи я заметил огромный мусорный контейнер, в котором лежала груда нейлоновых занавесок — сотни и сотни метров. Я забрал занавески, постирал их в ванной. После стирки оказалось, что занавески выглядят прекрасно, и я задрапировал ими каждый сантиметр своего нового салона, включая потолок. Получилось нечто вроде томного гарема, что меня весьма обрадовало, так как стены и потолки в здании были в ужасном состоянии.
Нона и Софи из Chez Ninon присылали ко мне всех своих клиентов. Многим это было в новинку — ведь эти роскошные дамы редко выходили за пределы Пятой авеню и оказывались в наших краях, в Вест-Сайде, разве что по пути в оперу в понедельник вечером. Помню, как ко мне приехала миссис Уильям Вудвард на шикарном линкольне и поднялась по лестнице. Она сказала, что если бы знала, что магазин находится на Вест-Сайде, то в жизни бы не приехала сюда, достала из сумочки шляпку, купленную в Париже, и попросила ее скопировать. Я же ответил, что на Вест-Сайде мы не копируем, а создаем шляпы, и посоветовал вернуться на Ист-Сайд, где она наверняка найдет хорошего плагиатора. Миссис Нильсен была в мастерской и все слышала. Она чуть не убила меня за то, что я отшил такую влиятельную даму, особенно учитывая наше отчаянное финансовое положение. Но я не сомневался, что мы сможем заработать на продаже шляп моего собственного дизайна.
Еще одной дамой, очень боявшейся Вест-Сайда, была миссис Меллон Брюс, одна из богатейших женщин мира. Она тоже приехала по рекомендации Chez Ninon, и я никогда не забуду испуганного выражения на ее лице, когда она вышла из лимузина и попала в мой гаремный шатер. Декор так ее смутил, что она купила две шляпы, лишь бы поскорее убраться из магазина. И никогда больше не возвращалась.
Когда ко мне приходили кинозвезды, я поначалу был рад их видеть, но после первых нескольких раз решил, что никогда больше не хочу знакомиться с актерами вне экрана, так как в жизни это совершенно другие люди и разница порой очень разочаровывает. Например, однажды ко мне пришла Лесли Карон, и я не поверил своим глазам. Я только что посмотрел фильм «Лили», в котором она играла обворожительную, милейшую девушку. Но в жизни она оказалась очень застенчивой и совершенно не производила впечатления. Как я был разочарован! И решил, что лучше со звездами не знакомиться, иначе иллюзия лопается как мыльный пузырь.
На заре своей карьеры я подрабатывал статистом в «Метрополитен опера». Те, кто просто шествует по сцене с копьем в «Аиде», получают два доллара. Мне платили целых четыре доллара, так как я разрешал выкрасить себя в черный цвет и помогал нести трон Аиды. Эту подработку я нашел благодаря моей клиентке, оперной певице Милдред Миллер, но после нескольких спектаклей мне пришлось уволиться. Дело в том, что волшебный восторг, который я испытывал, находясь в зале, за сценой улетучивался. Королева Нила сидела и читала детектив, а услышав сигнал к выходу на сцену, преображалась в опытную соблазнительницу. Все мои иллюзии рухнули, и с тех пор я считаю, что публике ни в коем случае нельзя знать подноготную любой индустрии, — ведь тогда волшебство улетучивается на глазах. Именно это случилось с индустрией моды после войны. Начиная с 1950-х годов клиентам слишком много рассказывали о том, что происходит за кулисами. Теперь они знают столько же, сколько профессионалы, и, заглянув в подсобку бело-золотых салонов кутюрье, потеряли интерес. Мне кажется, в будущем высокая мода уйдет в подполье, чтобы вернуть себе ауру таинственности.
