В вопросах налогообложения духовенства чиновники СДРПЦ выступают в качестве экспертов: по их запискам финансовые органы понижают или, наоборот, повышают налоги.
На первых порах открытие храмов, несмотря на обилие заявлений верующих, идет крайне медленно. К октябрю 1944 года к двум действовавшим храмам в Тамбове и Мичуринске добавились лишь церкви в Моршанске и Кирсанове. Но вскоре процесс становится более динамичным. К октябрю 1945 года в Тамбовской области действуют уже пятнадцать храмов (32). К 1 января 1946 года открыто двадцать четыре прихода (33).
С первых дней управления епархией святитель ходатайствовал об открытии в Тамбове большого двухэтажного Спасо-Преображенского собора, который вместил бы всех молящихся. В Покровской церкви архиерею служить крайне сложно. «Она всегда полна народом, и даже в рядовой воскресный день невозможно пройти для каждения храма, и гаснут свечи и лампады от большой духоты, ибо церковь очень низка. В большие праздники неизбежны обмороки у молящихся от духоты» (34).
Власти утверждают, что собор открыть невозможно, поскольку он занят музеем. Лука побывал в недействующем храме и выяснил: «Верхний этаж собора занят не музеем, а только хаотическим складом музейного имущества, а нижний – небольшим складом имущества эвакогоспиталя» (35).
Но партийные чиновники не желают слышать доводы архиерея. Уполномоченный рапортует: «22 / III-44 г. архиепископ Лука был у меня в облисполкоме, где я с ним в присутствии начальника 2 отдела УНКГБ, который присутствовал как сотрудник облисполкома, вел беседу по вопросу отклонения открытия кафедрального собора и на вопрос: «Если Вы находите, что ответ Вас не устраивает, то можете поставить вопрос перед Советом», – он заявил: «Я поставлю вопрос перед Святейшим о переводе меня из Тамбова по примеру того, как я уехал из Красноярска, где не было для меня храма и я вынужден был ходить для совершения богослужения за несколько километров»» (36).
Луке не совсем понятно, кто же препятствует открытию Спасо-Преображенского кафедрального собора: местные власти или СДРПЦ? Карпов то обещает его открыть, то спускает дело на тормозах. Чиновники играют с Лукой в кошки-мышки и кивают друг на друга. 3 апреля 1944 года архиерей пишет письмо Г.Г. Карпову. Вариантов повлиять на решение властей предержащих у него немного. Только апелляция к собственной хирургической практике и ее важности для страны дает святителю небольшой шанс. И он старается им воспользоваться: «Помимо большого личного огорчения, этот отказ вносит серьезнейшую разруху в дело лечения раненых. Ибо наша единственная, убогая и малая церковь почти непригодна для архиерейских служений… Продолжать служение в ней я не считаю возможным, и если Ваш отказ в открытии собора, который готовы открыть местные власти, будет окончательным, то я буду вынужден перебраться в Мичуринск, где церковь гораздо лучше и вдвое больше, чем наша. Это сведет почти на нет мою хирургическую работу, так как там мало госпиталей и они плохо оборудованы» (37).
Но переезд в Мичуринск невозможен по двум причинам. Кафедра находится в Тамбове, и уполномоченный имеет административную власть не допустить Луку в мичуринскую церковь. И врачебной работы в Мичуринске тоже может не оказаться. Карпов об этом позаботился. В служебной записке наркому здравоохранения РСФСР А.Ф. Третьякову он пишет «о нарушении советских законов архиепископом Лукой»: «Повесил икону в хирургическом отделении эвакогоспиталя № 1414 в Тамбове и совершает религиозные обряды в служебном помещении госпиталя перед проведением операций; 19 марта явился на межобластное совещание врачей эвакогоспиталей одетым в архиерейское облачение, сел за председательский стол и в этом же облачении сделал доклад по хирургии». Карпов полагает, что Облздравотдел должен сделать замечание профессору и что «наличие в Тамбове только одной церкви и отказ в открытии второй церкви (собора) не может иметь связи с вопросом исполнения им обязанностей хирурга госпиталя» (38).
Игры вокруг открытия второй церкви в городе продолжались все время пребывания Луки на Тамбовской кафедре. В 1945 году он много раз посещает уполномоченного, просит открыть кафедральный собор или, как приемлемый вариант, церковь бывшего Вознесенского монастыря (39).
Светские власти готовы были хвалить владыку за его работу врача, они видели в нем классного специалиста, попавшего в «церковный омут». Однажды председатель облисполкома И.Т. Козырьков пригласил Луку к себе в кабинет и, желая выразить ему расположение, спросил:
– Чем вас премировать за вашу замечательную работу в госпитале?
– Откройте городской собор.
– Ну нет, собора вам никогда не видать.
– А другого мне от вас ничего не нужно, – ответил святитель (40).
Председатель облисполкома Козырьков и первый секретарь обкома партии Волков были комсомольцами двадцатых годов, они решительно боролись «с религиозным дурманом». Мало чем отличались от них по ментальности районные руководители. В июле 1946 года, сразу после перевода Луки в Крым, в Знаменском районе Тамбовской области по распоряжению райисполкома и Тамбовского облисполкома было взорвано сохранившееся в целости каменное здание церкви, «об открытии которой ходатайствовали верующие». Причем взрывные работы произведены силами военнопленных немцев в один из праздничных дней и в присутствии большого количества верующих (41).
Такого рода демонстрация в период заигрывания Сталина с Церковью свидетельствует о многом. Что бы ни говорило центральное руководство, этим путем оно «выпускало пары», борцы атеистического фронта получали эмоциональную подпитку. Вертикали власти было удобно держать в качестве церберов радикальных атеистов и с их помощью, а не только путем ограничительных мер проводить свою политику.
Показательный взрыв очевидным образом являлся публичным сигналом православным общинам. Еще в 1945 году власти запрещали ремонт церкви до момента получения разрешения от СДРПЦ на открытие храма. И уполномоченный был вынужден просить СДРПЦ разрешить текущий ремонт: «У большинства групп верующих уже заготовлен материал, хранят его в разбросанном виде… Многие из них согласны ремонтировать даже без гарантии на то, что здание им будет передано, главное сохранить здание, предохранить его от разрушения» (42).
И вот одно из пригодных к богослужению зданий взлетает на воздух. Это явный знак тем, кто приступает к ремонту храмов, не имея гарантий, что их откроют.
СДРПЦ в какие-то моменты вынужден был реагировать на инициативу местных властей довольно резко. В 1948 году в ряде регионов, в том числе в Тамбовской области, без согласования с Советом по делам Русской православной церкви, местные органы начали процесс самостоятельного слома или переоборудования храмов. 28 августа 1948 года Генеральный прокурор СССР в циркулярном письме № 7197 дал указание прокурорам областей опротестовывать распоряжения и постановления местных органов власти по этому вопросу (43).
Сталинское разрешение на беспрепятственное открытие храмов оказалось фарсом. За 1944–1945 годы в Совет поступило 5770 заявлений об открытии церквей, а было удовлетворено только 414 ходатайств.
Получив отказ на открытие собора, Лука, как и говорил об этом в облисполкоме, ставит вопрос перед патриархом Сергием о переводе его на другую кафедру. Святейший 4 мая 1944 года во время беседы с Карповым зондирует почву насчет перевода Луки в Тулу, мотивируя такую необходимость болезнью архиепископа малярией. Карпов уходит от прямого ответа, говорит, что нужно согласовать перевод с Наркомздравом РСФСР, но реально он против. У него собран обширный компромат на Луку, который не стал послушным инструментом в руках светской власти. Святитель в глазах председателя СДРПЦ – реакционер, которого нельзя приближать к Москве. Он смотрит на архиепископа глазами охотника, видит в нем хищного зверя и пытается загнать его в угол.
