Спецслужбы в первое время открыто не вмешивались в церковные процессы. Особое беспокойство органов безопасности вызвало стремление Луки приглашать в Крым ранее судимых клириков, а также священников, «которые активно разрабатывались нашими органами». Под омофор Луки из Краснодарского края приезжает о. Николай (Поливин), «который в 1929 году был осужден и выслан без права проживания в Крыму». «Из г. Мелитополя прибыл священник Углянский, в прошлом судим, активно разрабатывался Мелитопольским горотделом УМГБ, Лука назначил его священником в церковь г. Ялты. Из г. Ташкента прибыл знакомый Луке по ссылке иеромонах Ермолай Решетников, которого он пытался направить на службу в г. Севастополь, но нами не был допущен. Из г. Курска прибыл священник Мищук, который активно разрабатывался УМГБ по Курской области, и назначен Лукой на один из сельских приходов, а также целый ряд других служителей культа, которые бесконечно едут в Крым к Луке, и все находят у него соответствующий приют» (69).
После выселения из Крыма греков и болгар число православных верующих сильно сократилось. Именно усилиями этих народов на полуострове сохранялся высокий накал религиозной жизни, поддерживались на должном уровне храмы. Религиозность же русских переселенцев, как мы уже говорили, была крайне низкой. «В некоторых селах сохранились хорошие церкви, об открытии которых население не считает нужным ходатайствовать», – с горечью пишут представители епархии в отчете о работе Крымской епархии за 1947 год (70).
Тем не менее архиепископ делает несколько попыток расширить приходскую сеть. Он обязывает благочинных «выявить истинное положение и возможности открытия церквей и в необходимых случаях оказать помощь и консультацию в организации двадцатки». Немалые усилия предпринимает архипастырь для возобновления женского Параскевиевского монастыря в Топлах.
Монастырь был расположен недалеко от Белогорска, рядом с источником Св. Параскевы Римской. По местному преданию, именно здесь произошла ее казнь. После установления советской власти на полуострове обитель в 1923 году была закрыта, но монахини продолжали жить в ее стенах под видом женской сельскохозяйственной артели. Последним ударом по монастырю было решение о ликвидации сельхозартели «Женский труд» 7 сентября 1928 года. В декабре 1928 года скончалась настоятельница – восьмидесятилетняя игуменья Параскева. В январе 1929 года солдаты НКВД насильно выселили всех монахинь под расписку о возвращении к прежнему месту жительства. Местные жители разобрали по домам многих старых и немощных насельниц. Священники и монахини, руководившие хозяйственной жизнью монастыря, были арестованы и погибли в лагерях. В то же время был взорван недостроенный Троицкий собор.
В послевоенном Крыму жило около 230 монахинь бывшей обители. Они ютились около церквей, в домах благочестивых верующих. Лука хотел собрать их снова в одно место, где они смогли бы заниматься рукоделием и молиться. Уполномоченный СДРПЦ, выясняя вопрос о возможности открытия Параскевиевского монастыря, поехал в Верхние Топлы, пообщался с директором опытной плодово-ягодной зональной станции. Директор сказал, что монахини слишком стары, чтобы участвовать в сельхозработах. И поэтому их приезд нежелателен (71).
Монастырь Луке так и не удалось открыть. Более того, вскоре пришлось закрыть в Топлах и действующий храм. Возрождение обители началось только в 1990-е годы.
Б). Русская православная церковь в Крыму в последние годы правления Сталина (1948–1953)
Во второй половине 1948 года произошел перелом в государственно-церковных отношениях. Властям предержащим все яснее становились ограниченные возможности использования Патриархии на международной арене, и они утрачивали к ней интерес. Сталин переключил внимание к новому витку внутриполитической борьбы. А поскольку значительная часть партийных кадров ратовала за «решительную антирелигиозную войну», вождь не мог полностью игнорировать такие настроения.
Об изменении отношения Сталина к религии свидетельствует то обстоятельство, что в СМИ – в газетах «Комсомольская правда» и «Учительская газета», а также в журналах «Большевик» и «Молодой большевик» – стали публиковаться статьи антирелигиозной направленности.
В 1947 году было создано Всесоюзное общество «Знание», занимающееся пропагандой политических, экономических и естественно-научных знаний. Однако одним из важнейших направлений работы этого общества была пропаганда марксистско-ленинского мировоззрения, основой которого являлся научный атеизм.
В стране до конца 1948 года продолжался медленный рост числа православных приходов. В 1949 году в СССР насчитывалось 14 477 общин (1). Но с конца 1948 года вплоть до смерти Сталина в СССР не было открыто ни одного православного храма. Более того, началось массовое их закрытие. Участились случаи ареста членов клира. В Крыму за решеткой оказались Лобов, Ковшик, Руденко и другие священники (2). Особенно болезненным был для святителя арест о. Григория Афанасьева, с которым он вел доверительные беседы. Некоторых священников органы госбезопасности попросили покинуть Крым по-хорошему. Лука рассказал уполномоченному такой случай. Он перевел из села Адаргин в Симферополь о. Михаила Подъякова. Тот приехал в город в субботу, в воскресенье не смог прописаться, а ночью пришли к нему работники НКВД и предложили выехать из Крыма в 24 часа. О. Михаил, до этого подвергавшийся несколько раз высылкам, собрался и уехал (3).
Изменение отношения руководства партии, государства и правительства к религии сразу сказалось на отношении к церкви на местах. Однако Сталин не пошел на значительное ухудшение отношений с Русской православной церковью, которая продолжала выполнять его важнейшие поручения во внешней политике.
На изменение государственной религиозной политики святитель активно реагировал. Когда в ноябре 1948 года Синод вынудили принять решение о запрещении превращать проповеди в храмах в уроки Закона Божия для детей, он написал патриарху письмо с протестом против «абсолютного» запрещения обучения детей основам веры.
В ответном письме патриарх Алексий I пояснил, что Синод не запрещает обучать во время проповедей народ, включая детей и подростков. Но устраивать классы Закона Божия, напоминает он, мы не имеем права по нашим законам. «Допустим, однако, невозможное, – пишет далее предстоятель Церкви, – именно, что была бы разрешена организация воскресных школ или каких-либо специальных классов для преподавания Закона Божия. Представляете ли Вы себе, какая это была бы богатая почва для обвинения «законоучителей» в контрреволюционных уклонах, в антисоветских выступлениях и т. д. И сколько было бы новых жертв?»
По мнению патриарха, в условиях смены политического курса «вся сила нашей энергии должна быть направлена на надлежащую постановку богослужения, на разъяснение Св. Евангелия и богослужебного чина, на создание должного благоговейного настроения верующих» (4). Точка бифуркации пройдена. И установка «в сторону от катехизации» начинает действовать внутри церковной ограды уже вне зависимости от смены политического курса и желания священноначалия.
9 ноября 1948 года СДРПЦ разослал на места инструктивное письмо, согласно которому священники, осужденные по ряду статей, не имели права проживать в режимных городах и местностях 1-й и 2-й категорий. Принятие этого документа значительно осложняло деятельность Крымской епархии, так как ряд городов полуострова был объявлен закрытой военной зоной, а значительная часть прибрежных городов и селений была объявлена пограничной территорией (5).
