Тогда на 5 февраля назначает мне явиться в райисполком к 9 ч. утра. Я явился туда, там была бумага заполнена, содержание которой мне подготовили для подписи (содержание я не пожелал и читать). Тогда тов. Богданов говорит мне, что вы можете подписать с оговоркой как Капля с тем, чтобы не оглашать в печати. Я сказал, что и в печати и без печати никаких бумаг подписывать не буду.
Тогда он взял лист бумаги и порвал на мелкие куски и предложил поехать с ним в облисполком к Гуськову. Приехали туда. Первым долгом Гуськов спросил: «Ну как, подписал?» Богданов ответил, что ничего не хочет. Гуськов говорит мне: «Иди, целуй руку своему Луке». А я говорю: «Он достоин этого». Тогда посыпался град угроз со стороны Гуськова, что, мол, будешь в НКВД, пенсии лишу, из квартиры будешь выдворен, и в церкви служения лишу.
10 марта явился к нам участковый милиционер и начал проверять по прописке домовой книги… 16 марта 1959 г. председатель вызвал меня на беседу, где мне сообщил, что с вами я расторгаю типовой договор на том основании, что в селе Чистеньком неполный состав двадцатки» (74).
На о. Григория уполномоченный нашел «компромат»: «Верующие его знают не как священника, а как работника котельного цеха стекольного завода, ставшего священником во время оккупации». И лишил его регистрации. У Гуськова была, как прямо сказал ему однажды святитель Лука, «ярко выраженная черта злопамятства».
Хочется отметить, что уполномоченный лишал священников возможности служить, прибегая и к весьма неубедительным обвинениям. Вовремя не оформленная техническая документация, увольнение настоятелем с работы провинившегося работника храма, не сданная своевременно храмовая выручка в сбербанк и тому подобное становилось поводом для вывода неугодного батюшки в заштат. То, что раньше каралось административным взысканием со стороны архиепископа, теперь приводило к потере работы. Еще лучше для уполномоченного было, если батюшка участвовал во внутриприходской склоке и повел себя опрометчиво. Логика представителя советской власти здесь была библейская: «И к злодеям причтен».
Новый «обер-прокурор» в это время следит за правильностью богослужения. И чуть что оставляет священников без прихода. «Свящ. Шишадский подговорил одну кликушу, которая поведала верующим: «Явилась мне во сне матушка Богородица и молвила: «Мой образ в соборе стоит не там, где следовало. Надо его поставить на самом видном месте и служить молебны». Священник Шишадский, предвкушая легкую наживу и обильные сборы, эту чудотворную икону под названием «Умягчение сердец» выставил посредине церкви, украсил цветами и начал служить молебны, заявляя: «Теперь в нашей церкви будет все спокойно».
Однако спокойствия в церковной общине не было, и многие верующие усомнились в этом «чуде»… Икона была водворена на свое место, а Шишадский за шарлатанство снят с регистрации…» (75).
В начале 60-х община священников Крыма оказалась разгромленной. И тот тип духовенства, который воспитывал, на который опирался в своей пастырской деятельности святитель, быстро ушел с исторической сцены. Даже если священник выживал на приходе, роль его сильно сужалась. Он уже ничем не руководил и ничего не решал. Отказывался от работы с молодежью, от крещения взрослых, переставал читать проповеди (76).
«Отдельные верующие высказывают обиды, что за последний год священники перестали читать проповеди», – отмечал в 1963 году, после смерти святителя, уполномоченный. Но его это только радовало (77).
X. На боевом посту
В СССР огромную роль в формировании религиозной политики играл Совет по делам Русской православной церкви (СДРПЦ), призванный осуществлять связь между правительством и Московской патриархией.
Постановление о его образовании Совнарком принял 14 сентября 1943 года. В мае 1944 года при Совнаркоме СССР было создано еще одно союзное государственное ведомство – Совет по делам религиозных культов (СДРК), которому отводилась роль связующего звена со всеми остальными религиозными организациями. В декабре 1965 года эти две структуры были преобразованы в единое ведомство – Совет по делам религий.
На первом этапе значительную роль в новом ведомстве играли сотрудники НКВД. Первый председатель Совета по делам Русской православной церкви полковник госбезопасности Георгий Григорьевич Карпов с декабря 1941 года возглавлял 4-й отдел 3-го управления НКВД. Первое подразделение этого отдела занималось «борьбой с церковно-сектантской контрреволюцией». Известно, что на вопрос Карпова о подборе уполномоченных Совета на места Молотов ответил: «В первую очередь в областях, освобожденных от немцев, а также где много церквей, целесообразно из чекистов» (1).
На первых порах СДРПЦ был филиалом спецслужб. Что соответствовало интересам советского правительства, предполагавшего активно использовать Церковь на международной арене. Постепенно в СДРПЦ происходила замена чекистов на бывших партийных работников. Ко времени правления Хрущева он полностью находился под контролем идеологических органов партии и влиятельность его упала.
Формально СДРПЦ был создан как гарант выполнения законодательных норм. Это был своего рода буфер между Церковью и правительством. Но главным образом он проводил в жизнь директивы ЦК КПСС. СДРПЦ приходилось выполнять и функции защиты верующих, и карательного органа атеистического государства. Государственная политика нередко была скрыта, и СДРПЦ реализовывал ее без законодательной основы. Не случайно государственные чиновники, чтобы не подставляться и иметь возможность колебаться вместе с колебанием курса партии, свели к минимуму документальную сторону взаимоотношений Церкви и СДРПЦ. «Служебная переписка с духовенством и церковными организациями недопустима, так как официальные подобные документы, оказавшиеся в руках церковников, могут быть использованы ими для всякого рода кривотолков и антисоветских измышлений», – сказано в одном из циркулярных писем СДРПЦ 1944 года (2).
В то же время представители обоих советов, особенно на первых порах, реально защищали интересы верующих от произвола местных советских и партийных властей.
Уполномоченные СДРПЦ и СДРК имели не очень высокое, но вполне определенное место в бюрократической иерархии и занимались учетом и контролем определенной сферы жизни. Можно сказать, что они работали в специализированном институте надзора над интимными чувствами людей. Уполномоченные не просто следили за выполнением законодательства о культах, но стремились собрать самую полную информацию об активных верующих. Они знали, где те работали, каково было их семейное положение и общественные связи. Им было дело буквально до всего: как люди проводят свободное время, что говорят, куда ходят. Поэтому в эпистолах чиновников содержится немало сведений о приватной жизни, а иногда даются даже целые фотореалистические полотна: «Религиозный актив организует молодежные вечера, но не в молитвенном доме, а на квартирах. Эти вечера приурочиваются ко дню рождения, к Новому году, к 1 мая и т. д. На эти вечера приглашаются не только верующие, но и неверующие молодые люди. Как проходят вечера? Накрывают столы чистыми белыми скатертями, ставят разную закуску, чай, кофе, конфеты, печенье. В большинстве случаев богатая сервировка. Перед тем как сесть за стол, приглашенный хор под игру струнного оркестра поет псалмы. После чаепития чередуются пение, музыка, декламации и игры. По мнению молодежи, такие вечера проходят культурно. На вечер, посвященный дню рождения, приносят подарки. Например, в г. Симферополе справляли день рождения маленькой дочери муж и жена Абросимовы. На этот вечер было приглашено более 30 человек, в том числе 8 человек неверующих. Кроме хора, струнного оркестра и богато накрытого стола гостями были принесены богатые подарки». Так описывает досуг протестантов уполномоченный СДРК (3).
