Но это не значит, что Лука отрицал эволюцию как таковую. Просто он связывал ее с действием благодати, божественной энергии. Поэтому в его лице мы имеем святого эволюциониста, покровителя тех ученых-богословов, которые настаивают на эволюционистском понимании происхождения человека. Более того, Лука считал, что эволюция человека не закончена, она продолжится в вечности. Человек и после смерти будет развиваться, духовно возрастать.
Конечно, если мы возьмем церковные слова Луки на Шестоднев, проповеди, сказанные им с амвона, то их при желании можно интерпретировать как чисто креационистские. Однако в сочетании с его книгами все довольно ясно: святой не отвергает эволюцию, но настаивает на ее телеологической обусловленности, понимает ее в контексте Божественного домостроительства.
Именно действием благодати человек стал человеком. Он наделен свободной волей, способностью творить, мыслить. И, главное, он бессмертен. Лука говорит: «В землю зарывается тело человеческое, и оно перестает существовать как тело. Но из элементов, на которые оно разложится, как из клетки зерна пшеницы, силой Божией воскреснет новое тело, не уничтоженный, немощный и бессильный труп, а новое духовное тело, полное сил, нетления и славы».
Бог действует в мире. И ученые, если слышат Его, открывают новые горизонты. «Религия, – говорит Лука, – потому движет науку, что в религиозном опыте мы вступаем в контакт с вечным Разумом, Голосом мира. Кто любит Бога, тому дано знание от Него. Не потому ли часть великих открытий и изобретений принадлежит тем, которые были и великими учеными, и великими христианами… Самые качества упорного исследования – самоотверженный труд, вера в конечный результат, смирение – являются более всего продуктами религии… Профессор Деннерт пересмотрел взгляды 262 известных естествоиспытателей, включая великих ученых этой категории, и оказалось, что из них 2 % были люди нерелигиозные, 6 % – равнодушные и 92 % – горячо верующие».
Согласно Луке, следование за Богом, опыт Присутствия, а не материально-технический прогресс изменяет жизнь человечества. Нужно искать прежде всего Царства Небесного, а улучшение материальной сферы произойдет в контексте нашего духовного роста.
При этом очень важна этика. «Христианская мораль призывает всех людей, забыв о личных обидах, подняться на ту высокую ступень, когда все мелкое и личное уходит из человеческого сердца, становится ненужным. Христианская мораль возводит на ту вершину, когда человек стремится самого себя отдать на служение человечеству, не подсчитывая, сколько людей ему дорого и сколько безразлично».
Два богословских трактата Луки произвели большое впечатление на современников и вызвали у них неоднозначную реакцию. Знаменитый врач, академик И.А. Кассирский восклицал: «Как могло случиться, чтобы одна и та же рука водила пером при написании глубоко научных «Очерков гнойной хирургии» и религиозной книги о «Духе, душе и теле»?» В то же время многие смятенные волной атеизма души вновь обрели в своих сердцах веру, получили ответ на те вопросы, на которые в ту эпоху было невозможно ответить публично. Немало читателей до сих пор интересуются книгой «Дух, душа и тело». Она многократно переиздавалась в постперестроечной России. Не потерял своей актуальности и трактат «Наука и религия», также выходивший большими тиражами.
XIX. Архиепископ Лука и гомилетика
За свою долгую жизнь Лука выступал перед самыми разными аудиториями. Но все же большинство своих мыслей на церковные темы он выразил с амвонов тех храмов, где служил. Его дар проповедника открыл епископ Ташкента Иннокентий, сказавший только что рукоположенному священнику: «Ваше дело не крестити, а благовестити». И Лука занимается миссионерством. Его проповеди направлены не только к «верным чадам Матери-Церкви», но и к миру, тоскующему по целостной вере.
В СССР, согласно Конституции 1936 года, любая проповедь вне церковной ограды приравнивалась к религиозной пропаганде, которая была запрещена. В этих стесненных обстоятельствах владыка мог говорить так, что притягивал к себе простых советских людей, с которыми не мог встретиться на нейтральной площадке. Они специально приходили его послушать в храм, и звали с собой своих знакомых, и знакомых знакомых. Эта струйка не прекращалась никогда.
Сохранились немногочисленные магнитофонные записи проповедей Луки. Сострадание к труждающимся и обремененным и в то же время покой и величие звучат в его голосе. Это певучая, захватывающая манера речи, широкое дыхание, властные речевые практики.
Его обаяние порой убеждает в истине христианства сильнее других свидетельств. В убедительности его слова заключается самая поразительная особенность его богословия. На амвоне он превращается в пророка, ведущего «малое стадо» в прекрасную страну. Он звал туда всем своим обликом, духовной подлинностью.
Его слова вырастали из всего строя богослужения, из радости Присутствия и предстояния перед алтарем. Почвой, на которой стоял святитель, было русское православие. По словам о. Александра Шмемана, «это почти неуловимое, от слов и определений тускнеющее и увядающее, сочетание всего того, что Федотов называл «кенотизмом» («в рабском виде Царь небесный…») с радостным, подлинно пасхальным «космизмом», с какой-то почти нежностью к творению Божьему. То, что каждый русский интуитивно чувствует и любит в белом, радостном образе «убогого старца Серафима», что совершеннее всего воплотилось в русской иконописи и храмостроительстве, в русском церковном пении, в русской «рецепции» византийского богослужения» (1).
Владыка Лука любил православное богослужение, мог литургисать даже при пустом храме и говорить проповедь двум-трем старушкам. Сохранилось немало описаний вдохновенной службы Луки. Их оставил даже враг Церкви, уполномоченный СДРПЦ: «Когда началась архиерейская служба, церковь была полна молящимися до отказа, даже на паперти был народ. Из алтаря епископа вели под руки два диакона, вслед шли священники и поставили Луку около паперти. Прислуживали два мальчика в церковных одеждах и старушка. Мне кажется, что вид престарелого, слепого, беспомощного архиепископа произвел на верующих сильное впечатление. Священники, протодиаконы и хор служили до самозабвения» (2).
Сын Луки Михаил еще во время его красноярской ссылки, до изменения общей государственной политики по отношению к Церкви, очень боялся, что отец снова подвергнется репрессиям, и умолял его не проповедовать. Лука отвечал: «Твои страхи по поводу моих проповедей преувеличены. Я пользуюсь репутацией большого патриота и сторонника советской власти. А проповедь – главный долг епископа» (3).
Лука начал проповедовать в Ташкенте, но проповедовать ему пришлось, как мы знаем, недолго: по причине ареста и ссылки он долгие годы вынужден был молчать. Когда весной 1943 года в Красноярске открылся храм, его голос снова зазвучал с амвона и звучал до самой смерти. Лука писал проповеди, правил их, произносил, рассылал листки знакомым. Многие верующие стали сподвижниками своего любимого архипастыря. Они из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год стенографировали (тогда ведь магнитофон был величайшей редкостью), перепечатывали проповеди на пишущей машинке. И это было рискованно, так как все машинки были зарегистрированы под номерами в НКВД. Они переплетали эти листочки на домашних переплетных станках с любовью и тщанием. И эти собрания дошли до нашего времени. Кроме того, речи Луки с амвона пересказывались на симферопольских кухнях и записывались от руки.
