Подводя итоги своей церковной жизни, Лука утверждает, что за 38 лет священства произнес 1250 проповедей, из которых не менее 750 были записаны и составили двенадцать толстых томов машинописи. Совет Московской духовной академии избрал автора почетным членом академии (4). Профессор МДА о. Александр Ветелев, архиепископ Михаил (Чуб) и другие современники говорили, что это выдающееся событие в церковной жизни.
В проповедях Луки жил дух свободы. Он размышлял о судьбах верующих в годы гонений, о нравственной пустоте атеизма, о ложности противопоставления науки и религии.
Сотрудникам патриархии Лука рассказывал о своей проповеднической деятельности: «Слушают, затаив дыхание. Сколько подростков окружают меня! Сколько комсомольцев и комсомолок причащаются! Сколько интеллигенции приходит послушать меня! Я объясняю Евангелие и Апостольские послания. В них есть немало того, что неприятно неверующим, – но я ничего не пропускаю из Слова Божия и считаю, что я должен говорить не только приятное, но и неприятное, чтобы заставить людей задуматься над тем, куда они идут. Я, например, говорю об идеализме и материализме. Конечно, я характеризую материализм с надлежащей стороны, как ни горько это слушать атеистам… Я знаю, что моя церковная карьера кончилась, что не дадут согласия на мой перевод на лучшую кафедру, так как понимают, что я умею возбудить весь город. Но я не ищу церковной карьеры, как перестал искать карьеры и медицинской. Мне не много остается жить. Медициной я не занимаюсь, потому и хочу каждый день своей жизни отдавать на служение Богу и делу проповеди о Нем. Для меня теперь вся жизнь – в массах, стоящих передо мной и жадно вбирающих в себя мои слова… Конечно, я учту замечания, сделанные патриархом Алексием и митрополитом Николаем. Я буду сглаживать острые углы в своих выступлениях, но своих убеждений я не могу скрывать» (5).
Получив запрет от патриарха, Лука обратился в Ригу к владыке Вениамину (Федченко) с письмом: «Должен ли я подчиняться указаниям Святейшего? Ведь проповедь – главный долг епископа». Рижский архиерей посоветовал крымскому коллеге смириться.
В Тамбове его речи записывала учительница английского языка Наталья Михайловна Федорова, архиепископ правил их и другая прихожанка-машинистка перепечатывала проповеди на папиросной бумаге и раздавала верующим. Митрополит Мануил (Лемешевский), писал, что проповеди Луки «отличаются простотой, искренностью, непосредственностью и самобытностью» (6).
Конечно, далеко не все, что говорил святой, принималось пришедшими, поскольку он ставил человека перед внутренним выбором: «Во время своей проповеди в воскресенье 23 сентября (1951 г.) в Алуштинской церкви на тему: «Воздвижение Креста Господня» говорил всякую чушь об этом Кресте, затем об апостоле Павле. Что Павел оставил все мирское и следовал за Христом и им только хвалился. Далее Лука сказал: «А чем мы сейчас хвалимся? Своими достижениями в науке, в политике, в экономике, полученными орденами, премиями, но все это ничто по отношению к Христу, и разрешит ли Он нам, хотя бы спотыкаясь и падая, следовать за ним?» И т. п. Об этой проповеди его поклонниками было широко оповещено по Алуште. К началу его проповеди в церкви было человек 150. К концу осталось не более 30, да и то больше старухи. Многие, уходя из церкви, говорили: «Какую же он говорит чепуху и в своем ли он уме, а еще профессор, лауреат Сталинской премии» (7).
Слово Луки, ужаснувшее «просвещенную» публику, было насквозь христоцентрично. Он не боялся говорить о главном – о Пасхе крестной и воскресной, о радостотворном пути крестоношения. В его словах был вызов, который невозможно было ни принять, ни ответить на него. Болезненная реакция слушателей и инфернальная злоба чиновников – один из вариантов ответа.
Слова Луки обращены к сердцу и разуму одновременно. Нередко он апеллирует к внутреннему опыту, и призывает слушателя обрести внутренний личный опыт, испытав самого себя. Надо, говорит он, «каждый вечер перед тем, как спать ложиться, на короткое время присесть и обдумать все то, что было в этот день: все свои дела, поступки, мысли, все свое поведение, все слова свои, и вникнуть, не было ли чего злого и дурного сделано в этот день» (8).
Немало проповедей святитель посвятил обновленной жизни во Христе. «Вот так же таинственно, как вырастают растения и образуются растения в утробе матери, – говорил он в одной из них, – начинается и становится реальным в душе христианской Царство Божие. И тайна эта еще более глубока, чем тайна возникновения жизни организма. Это тайна воздействия на сердце, жаждущее правды, всецело возлюбившее Христа, Божественной благодати» (9).
В то же время его речи покоятся на прочном библейском фундаменте.
Лука не просто пересказывает Писание на русском языке, те отрывки, которые только что прозвучали в храме на церковнославянском. С высоты библейских истин он смотрит на сегодняшний день, на проблемы человеческого сердца.
В его речах много разнородного материала: собственно библейский текст, христианская история, агиография, нравственное богословие, миссия и контрмиссия, апологетика, политика. И все это существует, живет в литургическом пространстве перед причастием (Лука обычно проповедовал перед выносом Чаши из алтаря). Можно, конечно, говорить о том, что некоторые легенды из жизни святых Лука воспринимал не очень критично. Что он ставил слишком большой акцент на греховности, на покаянной дисциплине в ущерб радости Царства. Что стрелы в адрес христиан иных конфессий мешали почувствовать людям саму христианскую жизнь, не затиснутую в жесткие рамки уставных требований. Что дань политическому моменту порой слишком велика. Все это так. Но его слова, при всей их, может быть, фактической неточности, не уводили слушателей в страну далече. Поверх советских идеологем и православных мифологем Лука умел установить со слушателями прямую связь, сказать то, что идет от сердца к сердцу. В его речах была соль, он говорил в духе и укреплял людей.
Наверное, есть смысл сказать несколько слов о социальной компоненте его проповедей. Многие мысли святителя сегодня устарели. Но некоторые его размышления по-прежнему актуальны. Свт. Лука, как мы однажды заметили, был праведным судьей. С некоторым уклоном в ветхозаветную праведность. Размышляя на страницах «ЖМП» (№ 2, 1944) о возможности смертной казни для нацистских преступников, он пишет: «Можно ли, говоря об извергах-немцах, вспоминать о святой заповеди Христовой «любите врагов ваших»? Нет, нет, ни в коем случае нельзя! Нельзя потому, что любить их совершенно и абсолютно невозможно не только для людей, но и для ангелов, и для самого Бога Любви».
Лука напоминает: «Смертная казнь узаконена в боговдохновенном законе Моисеевом и широко применялась над всеми преступниками, деяния которых грозили духовной и религиозной целостности израильского народа, его нравственной чистоте, обязательной для избранного народа Божия».
Свт. Лука оправдывает смертную казнь нацистов тем, что: «Если отдельные исключительные злодеяния в мирное время грозят разрушением правовых и этических основ общества и государства и настоятельно требуют смертной казни преступников, то те же злодеяния, умноженные в миллионы раз немцами и их союзниками во время войны, неизбежно приведут ко всеобщему одичанию человечества и перманентной войне всех против всех, если останутся безнаказанными» (10).
