Мы не будем здесь ставить вопрос о двойных стандартах. Если мы требуем казни фашистов, то следует требовать и казни коммунистов. Мало кто из живших на свободе современников святителя догадывался о масштабах советского геноцида. Наверно, узнай Лука такие подробности, какие знаем мы о преступлениях советских палачей, он предложил бы и их поставить к стенке. Важно, что для Луки смертная казнь допустима в принципе.
Современные противники смертной казни говорят, что она ожесточает общество, превращает людей в жаждущих крови зверей. Дело не в судейских ошибках, в результате которых страдают невиновные люди. Дело в принципе. И здесь Лука высказывает мысли, разделяемые абсолютным большинством его современников. Но для обоснования их автору приходится обращаться к Ветхому Завету (новозаветные высказывания в интерпретации Луки звучат не очень убедительно).
Сегодня смертная казнь в России отменена. Но у многих людей остаются вопросы: как быть с такими деятелями, как Гитлер? Держать его до конца жизни в уютной камере с телевизором? Наверное, из общего правила должны быть исключения. И общественная мораль, которая еще не доросла до ветхозаветной морали, требует самого сурового наказания преступнику. Для теологического обоснования смертного приговора аргументация Луки достаточно убедительна.
И еще хотелось бы сказать немного о чудесах, поскольку мы уже коснулись этой темы в предисловии. Архиепископ Лука делает на них бо́льший, чем о. Александр Шмеман, акцент. Но размышления двух духовных лиц не противоречат друг другу.
«Наше спасение Он совершил прежде всего и больше всего крестом Своим честным, но в огромной мере также и учением Своим, учением, какого никогда не слыхал мир, учением, подобного которому никогда, никогда не было в мире. А чудеса Христовы нужны были и потому, что с огромной силой они утверждали и подтверждали все то, что исходило из пречистых уст Спасителя», – проповедовал Лука.
Итак, сначала путь за Христом, а потом, во время этого пути – чудесное насыщение множества народа пятью хлебами, хождение по водам и многое другое. Чудеса способствуют обращению человека. И в стране воинствующего безбожия Лука поднимает их на знамя: «Неверующие ученые оспаривают чудеса на том основании, что в мире действуют определенные законы, физические законы, и эти законы не могут быть изменены и нарушены. А чудеса – это нарушение, изменение законов, следовательно, чудес быть не может. Что скажем этим мудрецам мира сего?.. Если законы необходимы в мире физическом, неужели не необходимы они в мире духовном? Конечно, несомненно, в мире духовном должны быть свои законы, законы совсем не такие, как законы нашего тленного, временного мира, законы вечные, законы высшего порядка».
Казалось бы, он слишком много говорит о чудесном, но всегда эти разговоры ставятся в евангельский контекст, в контекст крестоношения: «Верьте в то, что в жизни всех, исполняющих заповеди Христовы, несомненно совершается явное общение их с Богом. И эта вера ваша в чудеса да укрепит вашу веру в Бога с такой же силой, как укрепила она древних зрителей чудес Христовых» (11).
Сам святитель писал, что его проповедями будут пользоваться только в библиотеке Академии, они не увидят свет до изменения отношения правительства к Церкви. «Совершенно невероятно, чтобы при жизни моей и Евгении Павловны возможно было издание моих проповедей», – писал он сыну, имея в виду огромный труд, который вложила секретарь Е.П. Лейкфельд в переписку, коррекцию и перепечатку его речей (12). И в то же время он надеялся, что его гомилетика послужит Церкви.
XX. Еврейский вопрос
Иудеи Крыма по праву считались одной из самых значительных групп на полуострове. Дело было и в их численности – община объединяла 3000 человек (1). К концу 1950-х эта цифра увеличилась до 4000–4500 человек (2). И в высоком социальном статусе многих членов общества. Это врачи, учителя, юристы, директора предприятий, жены руководящих работников.
До революции в Таврической губернии проживало примерно 25 000 евреев. В Симферополе находилось 4 синагоги, в Евпатории – 3. В каждом из этих городов одна принадлежала крымчакам (это немногочисленная этническая группа, которая исповедовала иудаизм, проживала в Крыму и говорила на крымчакском языке). Имелись синагоги в Ялте, Керчи и некоторых других районах (3).
При советской власти последнюю синагогу в Крыму закрыли в 1938 году, а вновь открыли в 1946-м, в областном центре. Так получилось, что долгие годы она оставалась единственной на полуострове.
Сюда приходили крымчаки (в Симферополе насчитывалось до 100 семейств), жители других городов и сел, отдыхающие. Ежедневно молитвенное собрание посещало человек 20–25.
Зато на праздники в синагоге яблоку негде было упасть. В 1947 году в Судный день, Йом-Кипур (десятый день еврейского Нового года, который начинается осенью, день искупления грехов) присутствовало больше тысячи человек. Кантор из Днепродзержинска Борис Герценштейн пел, как пишет в своем отчете уполномоченный Совета по делам религиозных культов, «с большим вдохновением. На женщин его пение подействовало настолько, что они с громким плачем, как бы ища в этом успокоение, продолжали молиться» (4). На собрании «присутствовали и члены ВКП (б), из них: Зусман З.С., директор симферопольского Райпромкомбината, Гольдберг Д.Б., председатель артели «Красный прядильщик» (5).
«По договоренности община уплатила кантору 5000 руб. Для денежных сборов были оборудованы две копилки из коробок от пулеметных лент» (6).
После столь вдохновенного пения уполномоченный посоветовал руководству больше не приглашать кантора. Это была только одна из его тишайших просьб. В рамках «ограничительной» политики, проводимой советской властью по отношению ко всем религиозным объединениям, он потребовал прекратить помощь бедным, не распространять пригласительные билеты на богослужение, не устанавливать радиорепродукторы и даже «не расширять молитвенных помещений за счет постройки в виде шалашей» (на праздник Суккот) (7). В соответствии с общими установками СДРК подходит он и к попыткам молитвенно почтить память погибших земляков.
6 августа 1946 года была проведена панихида «по расстрелянным евреям с массовым выездом на место совершения расстрела, для этой цели были наняты 3 автомашины». Уполномоченный тут же поставил раввина в известность, «что эти действия являются нарушением». От иудеев поступило два заявления. «В одном из них они ходатайствуют о разрешении установить памятник на месте расстрела. Во втором… – о разрешении совершать погребения по еврейскому обряду, для чего требуется 3 человека погребальщиков» (8). Погребения СДРК разрешил, а вот дать добро на социально значимую инициативу, какой являлось сооружение памятника, отказался. Памятник этот все же открыли, хотя и нескоро – 28 июня 1958 года, и он стал «боком» общине.
«Перед открытием памятника погибшим гражданам от руки фашистских палачей председатель совета синагоги Франклах и председатель ревкомиссии Мостовой из кассы синагоги пожертвовали одну тысячу рублей на строительство гроба при памятнике, чем нарушили советское законодательство. Франклах и Мостовой с регистрации сняты» (9).
