Если страдания связаны с путем Церкви Божией, их нельзя избегать, и Бог воздаст сторицей за все.
Эта мысль отчетливо звучит в проповеди «Когда я немощен, тогда я силен», произнесенной в Троицком кафедральном соборе Симферополя 19 октября 1952 года (2). Вспоминая скорби апостола Павла и обращенные к нему слова Спасителя «Сила Моя в немощи совершается», архиепископ замечает: «Бог призирает на немощных, Бог руками их творит великие Свои преславные дела. Но есть славные великие дела человеческие, творимые людьми весьма гордыми, весьма сильными, далекими от того, чтобы гордиться немощами своими. Что скажем о них? Скажем, что в них не сила Божия совершается, а сила человеческая. А нам, смиренным христианам, надо искать именно Божией силы».
В заключение проповеди звучит призыв Луки: «Будем благодарить, будем радоваться, когда Бог посылает нам болезни, когда претерпеваем великую скорбь от смерти близких своих, когда терпим нужду, голод, холод, когда преследуют нас, когда издеваются над нами, когда поносят нас».
На этом можно было бы поставить точку. Если не одно «но». Не всякое страдание связано с крестоношением. И, даже идя вроде бы путем Божиим, можно оказаться в безблагодатной ситуации, в ситуации выбора «из двух зол».
Архиепископ Лука говорит о любви к страданию с расстояния прожитых лет. Даже во время его жизни в Красноярске страшные, то есть самые страшные, годы были позади. Существует рассказ, что Лука вынес пытки бессонницей, конвейером – Бог дал ему на это силы. Это так. Но все-таки кое-что следует напомнить.
После одного из «конвейеров» Луку заставили поставить подпись под протокол допроса. В протоколе он признавался в деяниях, которые не совершал. Святитель претерпевал то, что было отпущено ему судьбой, всходил на свою Голгофу…
Пасха воскресная всегда идет за Пасхой крестной. И крест – это реальный крест, а не риторический оборот. Его необходимо нести. Лука его нес, хотя далеко не все моменты своей Голгофы святитель осмыслил. В проповедях мы порой встречаемся с общими формулировками. С оборотами, прячущими коллизии реальной жизни.
Поэтому лишь собственное вхождение в опыт крестоношения позволит правильно понять слишком гладкие, завязанные на риторику фигуры речи выживших страдальцев ХХ века.
XXVI. Кончина Войно-Ясенецкого. Канонизация святителя Луки
Архиепископ Лука отслужил свою последнюю Божественную литургию на Рождество 1961 года, а последнюю проповедь произнес в Прощеное воскресенье. Пасха в том году выпала на 9 апреля. 12-го, на Красную горку, Юрий Гагарин побывал в космосе и по возращении бодро заявил, что никакого Бога не видел. На фоне хрущевских гонений на религию это было очень своевременное заявление. Наступление на Русскую православную церковь продолжалось, хотя некоторые верующие и пытались затормозить процесс. Скажем, старший архитектор по охране памятников архитектуры Отдела по делам строительства и архитектуры Крымского облисполкома Ольга Ивановна Базилева выехала в Ялту, где осматривала здание церкви в поселке Чехово и проверяла прочность кладки стен щупами. Храм хотели закрыть под предлогом его ветхости. Но Базилева выяснила, что он может стоять века. Узнав об этом, архиепископ Лука отменил свое прежнее решение о закрытии церкви, и потребовались большие усилия со стороны органов советской власти, чтобы ее закрыть. Храм закрыли 27 марта 1961 года (1).
Архипастырь держался из последних сил, много молился, но уже не служил: жизнь быстро сворачивалась. 11 июня, в День празднования памяти всех святых, в земле Российской просиявших, святитель преставился. Его секретарь Евгения Павловна Лейкфельд так пишет о первых днях после его кончины: «Панихиды следовали одна за другой, дом до отказа наполнился народом, люди заполнили весь двор, внизу стояла громадная очередь. Первую ночь владыка лежал дома, вторую – в Благовещенской церкви при епархиальном управлении, а третью – в соборе. Все время звучало Евангелие, прерывавшееся панихидами, сменяли друг друга священники, а люди все шли и шли непрерывной вереницей поклониться владыке… Были люди из разных районов, были приехавшие из разных далеких мест: из Мелитополя, Геническа, Скадовска, Херсона. Поток стихал часа на четыре ночи, а затем снова одни люди сменялись другими, снова лились тихие слезы, что нет теперь молитвенника, что «ушел наш святой». И тут же вспоминали о том, что сказал владыка, как вылечил, как утешил» (2).
На погребение архиерея прибыл архиепископ Тамбовский Михаил (Чуб). Власти, не желая, видимо, видеть его в дальнейшем епископом Крыма, запретили ему отпеть собрата-архиерея. Пришлось срочно звонить в Москву, разруливать ситуацию в центре. Партаппаратчики хотели, чтобы все сопровождавшие ехали до кладбища в автобусах, ни в коем случае не шли по городу пешком. Но все вышло не по их сценарию. Медленно, шаг за шагом, процессия продвигалась по улицам города. До самого кладбища, все три километра, путь был усыпан розами. «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас…» – звучало над толпой. И что ей ни говорили, как ни пытались заставить ее замолчать, ответ был один: «Мы хороним нашего архиепископа» (3).
После смерти Луки епархию временно возглавил Алипий (Хотовицкий), на смену которому пришел митрополит Гурий (Егоров), прошедший, как и святитель Лука, тюрьмы и ссылки. Верующие видели в нем глубокого человека, молитвенника. Митрополит возглавлял Крымскую церковь с 14 ноября 1961 года до дня своей кончины, наступившей 12 июля 1965 года. Гурий многое сделал в свое время для созидания церковной жизни (4). Но в начале шестидесятых он уже был серьезно болен и слишком стар для активной борьбы с гонителями Церкви.
«На запросы патриархии по отдельным церквям, подлежащим закрытию, ответы давал в свете рекомендаций уполномоченного», – отзывается о нем чиновник СДРПЦ. И добавляет: «Епархия живет замкнуто. Находится за городом в поселке Марьино. Посетители допускаются в епархию два раза в неделю с 9 до 11 часов» (5).
Епархиальное управление, как видно из этих слов, оказалось выселенным из дома, где жил Лука, а Благовещенская церковь, находившаяся в этом здании, закрыта.
Гуськова после провальных похорон святителя-хирурга с должности сняли, но и новый уполномоченный Глухов оказался ничуть не лучше. Более того, он сразу подмял под себя архиерея. Это видно, из такого, например, сообщения: «Противодействия со стороны правящего архиерея Гурия в проведении намеченных мною мероприятий не встречал, однако не всегда рекомендации уполномоченного проводятся в жизнь.
Это в первую очередь касается использования на службе заштатного духовенства. Соглашаясь с уполномоченным о нецелесообразности восстановления на службе священников, уволенных за штат и снятых с регистрации за различного рода нарушения, Гурий, каждый раз, когда возникает надобность назначения священника на пустующий приход, обращается с просьбами о восстановлении на службе заштатных священников» (6).
Глухов с гордостью сообщает в центр: «От использования священников, ранее уволенных со службы, мы отказались, а на прибытие священников из других епархий, которые бы отвечали требованиям особых условий Крыма, как приграничной области Советского Союза и как Всесоюзной здравницы, мы не рассчитываем… Эти намерения уполномоченного по оголению сельских приходов митрополит Гурий понимает, понимает также и то, что это приведет к их затуханию и закрытию церквей, однако в противовес этому ничего выставить не мог, заявил лишь о своих переживаниях за каждый приход» (7).
