Так и не разобравшись с одеждой, Глебов скомкал ее и побежал по светлой тропинке. Вовремя вспомнив о кресте на обрыве, он развернулся и затрусил к лагерю напрямик.
– З-завтра все посмотрим, – заверил Васька догнавшего его приятеля. – Ночью как-то не так.
Щукин молча согласился с ним.
Пробравшись через кусты, они оказались на территории уснувшего лагеря. Фонари то тут, то там освещали притаившиеся за развесистыми березами и тонкоствольными соснами корпуса.
– Елки зелены, какой наш-то? – заметался Глебов.
– Я же говорил, – буркнул сзади Щукин. – Запоминать надо было.
Ребята пронеслись через очередную освещенную дорожку и подползли к корпусу. Около входа стоял стол для пинг-понга.
– Не то, – дернул приятеля Щукин. – У нас стола не было.
У следующего корпуса они задержались. Окно у вожатых было распахнуто и ярко освещено. Оттуда доносился звук гитары, ему вторил негромкий хор голосов. Васька уже собирался выглянуть, как его опередили. Прямо перед ним, почти вылезшим из кустов, выросла широкая спина в полосатой безрукавке.
– Это что такое? – грозно произнесла фигура, оказавшаяся начальником лагеря Сергеем Сергеевичем Петуховым.
Гитара, жалобно звякнув, смолкла.
– А наши уже спят, – раздался неуверенный женский голос.
– Маленькие, устали с дороги, – поддакнул другой женский голос.
– Вот и не будите их, – строго приказал начальник. – Сворачивайте свои посиделки и ложитесь. Я на вас завтра посмотрю, какие вы будете отдохнувшие.
– Не наш, – наугад толкнул в темноте приятеля Васька. – Малышня какая-то.
Щукин не отозвался. Тогда Глебов толкнул его сильней. От удара рука отдалась болью. Васька поднял глаза и обомлел. Рядом возвышалась белая каменная статуя. На невысоком постаменте стояли исцарапанные ноги, прикрытые короткой юбкой. К животу был прижат барабан. Над ним взлетели две скрещенные палочки, одна целая, вторая наполовину обломанная. Туловище частично осыпалось, обнажив железки арматуры. Вместо одной руки тоже осталась железка, доходившая до плеча. Другая рука крепко сжимала каменную палочку. Нос был отбит. Над ним странно смотрелись темные глубокие глаза. Изъеденная дождями пилотка залихватски заваливалась на одно ухо.
Ярко-красный рот дернулся, расплываясь в зловещую улыбку.
Рука с палочкой отмерла, потянувшись в сторону мальчишек.
Васька попятился, споткнулся о сидящего на земле Щукина. Падение привело его в чувство. Он вскочил, поднимая вслед за собой замершего Серегу, и, как лось, головой вперед, кинулся в кусты. Крик ужаса застрял у него в горле, забулькал там, заставляя руки и ноги работать очень быстро.
Подталкиваемый сзади Щукиным, Глебов вывалился на освещенную дорожку и с разбегу врезался во что-то мягкое.
– Так.
Удар отбросил Ваську назад и, не открывая зажмуренных глаз, Глебов закричал:
– А-а-а-а! Нет! Не надо!
Увесистый удар по шее заставил его замолчать и открыть глаза.
Перед ними стоял Петухов. Рядом Щукин потирал ушибленную руку.
– И что мы здесь делаем? – строго спросил Сергей Сергеевич.
На крик из корпуса выглянули вожатые.
– Мы заблудились, – буркнул Глебов, низко опустив голову.
– И давно вы блуждаете?
– Вышли только, – соврал Васька.
– Какой отряд?
– Третий.
– Это четвертый корпус, – подал голос один из вожатых.
– Четвертый? – словно проверяя, не ослышался ли он, переспросил начальник.
Глебов опасливо покосился на кусты, ему показалось, что там все еще возвышается белая фигура и ему в спину продолжают смотреть черные глаза.
– Идите в корпус, – кивнул Сергей Сергеевич озадаченным вожатым. – Я их провожу.
Окно захлопнулось, свет погас. Петухов схватил обоих приятелей за шиворот и повлек по дорожке. Ребята безмолвно тащились под его руками. Поставив беглецов на крыльцо четвертого корпуса, он собрался постучать. Глебов обернулся. За спиной начальника стояла побитая статуя и тянула к его плечу целую руку. На мгновение изваяние замерло и качнуло головой в сторону ребят. Ваське показалось, что ему подмигнули. Начальник вздрогнул и, так и не постучав, стал оседать на ступеньки крыльца.
– Сергей Сергеевич! – ахнул Щукин. – Что с вами?
Статуя, бесшумно ступая по гравию дорожки, исчезла в темноте. Только тогда Глебов смог моргнуть, прогоняя непонятное видение.
– Глебов, да проснись ты! – толкнул его Серега.
В коридоре раздались шаги, вспыхнул свет, кто-то забормотал.
Когда шум на улице стих, когда отбегали шаги и отзвучали голоса, а корпуса опять погрузились в темноту, в палату девочек вновь вползла ночь.
Лена шевельнулась на кровати, но скрип пружины вызвал в ней еще больший страх. Кузнечики смолкли. Даже ветер перестал шуметь листвой. Лена повернула голову и посмотрела на мирно сопящую на соседней кровати Катю Павлову.
Везет же некоторым – спят!
Страх все еще сидел внутри, и она решила разбудить соседку. Лена потянулась к Катиному одеялу. За окном послышались шорохи.
По стене кто-то полз, медленно, неуверенно, шурша и соскальзывая. На подоконник с грохотом опустился белый круглый предмет, рядом упали две белые палочки. По деревянной раме застучала ржавая железка.
Лена в ужасе смотрела на поднимающуюся из темноты громадную фигуру. Когда та почти перегнулась через подоконник, девочка упала на кровать, зажмурилась, свернулась калачиком, забравшись под одеяло. Руками она изо всех сил сжимала уши, чтобы не слышать леденящего душу скрежещущего звука.
«Все неправда, все неправда, – сама себя убеждала Лена. – Ничего нет. И быть не может. Я сплю. Давно сплю. Мамочки… Как страшно!»
Под собственное бормотание, так и не выбравшись из-под одеяла, Лена уснула.
В раскрытое окно весело защелкал соловей.
Глава II
Подготовка к празднику
Когда соловья сменили зяблики, над лагерем разнеслась бодрая песня горна.
– Подъем! – На пороге палаты девочек стояла улыбающаяся Наташа. – Поздравляю с первым утром первой смены.
Лена дернулась, высовывая нос из-под одеяла.
– Ну как, барабанщица крепко охраняла ваш сон? – все так же лучезарно улыбаясь, поинтересовалась вожатая.
– Какая барабанщица? – потянулась Катя Павлова.
– Я вчера рассказывала, – удивилась Наташа.
– Не помню, – во весь рот зевнула Павлова.
«Везет, – с завистью подумала Лена. – Мне бы все забыть. Вот классно было бы».
