Когда Розенфилд, выпускник 1925 года, стал членом правления фонда в 1941 году, активы фонда составляли всего около $1 миллиона; в эту цифру входили несколько ферм, которые университету были переданы по наследству, и $250 тысяч в ценных бумагах. Первый золотой дождь вылился на них в начале 1950-х, когда колледжу досталось недвижимое имущество общей стоимостью в $5 миллионов от нефтяника Фреда Дарби. Вторая удача последовала в начале шестидесятых, когда Фонд Форда пообещал: если Гриннелл сможет заработать самостоятельно $4 миллиона, туда будет вложено еще $2 миллиона. Гриннелл заработал эти деньги, с учетом $400 тысяч, которые Джо Розенфилд пожертвовал из своего кармана.
Розенфилд продолжал делать вложения в колледж, и большинство его пожертвований были размещены в особом денежном пуле внутри фонда, который стал известен как Фонд Д. Ф. Розенфилда. Именно из этого фонда Уоррен Баффетт, чтобы пойти на ограниченные риски, взял небольшое количество денег, которые все равно не принесли бы много прибыли, если бы их оставили в традиционных облигациях и акциях высшего класса. Эти два инвестора были невероятно успешными. Гипотетическая доля в фонде могла бы быть увеличена где-то в восемнадцать раз в последние пятнадцать лет.
Фонд Розенфилда сделал свою первую невероятно успешную инвестицию десять лет назад. Роберт Н. Нойс, один из основателей Fairchild Semiconductor, также был членом правления и выпускником колледжа (когда-то он был студентом-хулиганом, и как-то его поймали на краже свиньи с соседней фермы для ночного барбекю). Розенфилд и другой член совета, чикагский прокурор Сэмюэль Р. Розенталь, были достаточно дальновидны, чтобы распознать гений Нойса, и решили, что его можно применить для работы в колледже. «Мы сказали Бобу, когда он стал заниматься своим бизнесом, что колледж хочет его часть», – вспоминает Розенфилд. Итак, когда Нойс оставил Fairchild в 1968 году, чтобы основать Intel, компанию, которая будет делать крохотные полупроводниковые чипы для компьютеров, он предоставил колледжу возможность купить конвертируемые облигации Intel общей стоимостью в $300 тысяч. Розенталь и Розенфилд вложили по $100 тысяч; последняя треть была вложена из Фонда Розенфилда. По мере того как Intel процветала, инвестиции колледжа выросли примерно в сорок шесть раз. Благотворительный фонд конвертировал облигации и с течением времени продал большую часть акций Intel с прибылью около $12 миллионов; еще ему принадлежит около тридцать семи тысяч акций рыночной стоимостью около $2 миллионов.
Баффетт не является выпускником Гриннелла. Он посещал Уортонскую школу бизнеса и Университет Небраски по программе бакалавриата и позже получил степень магистра экономики Бизнес-школы Колумбийского университета. Его убедили стать членом совета Гриннелла только благодаря Розенфилду, с которым он познакомился через общих друзей. Хотя разница между ними в возрасте составляет целое поколение – Розенфилду семьдесят четыре, а Баффетту – сорок восемь, они очень близки. Итак, в 1968 году, по просьбе Розенфилда, Баффетт вступил в совет. «Джо – такой человек, которому просто невозможно отказать», – размышляет Баффетт. «Начнем с того, что он единственный из всех, кого я знаю, который только жертвует из своего чистого собственного капитала. Другие отдают на благотворительность только то, что не подлежит обложению налогом». Два бизнесмена часто консультируются друг с другом, а иногда и с другими членами финансового комитета – особенно с председателем, тридцативосьмилетним Томом Хатчинсоном, консультантом по инвестированию из Де-Мойна, – но очень редко со всеми тридцатью двумя членами совета. Баффетт – одиночка, ему трудно сидеть на встречах комитета, которые длятся целый день и проводятся три раза в год в библиотеке Гриннелла, он очень нетерпелив во время этих заседаний.
Инвестиционные стратегии Баффетта и Розенфилда похожи, но один с большим энтузиазмом хватается за идею, чем другой. Во время покупки акций Intel, например, Баффетт держался в стороне. «Я не был против, – объясняет он. – Я просто ничего не понимаю в бизнесе полупроводниковых чипов и предпочитаю не связываться с бизнесом, который не могу понять, который не сможет понять моя сестра».
В душе Баффетт – последователь Бенджамина Грэма, под руководством которого учился в Колумбийском университете, и, по сути, верит в то, что нужно просто искать недооцененные рынком компании и по максимуму в них инвестировать. Баффетт на самом деле продвигает философию Грэма еще дальше, чем сам автор, так как Грэм был готов продавать акции, когда цена поднималась до уровня, по его мнению, совпадающего с их истинной стоимостью.
«Большинство людей, находящихся сейчас на политической арене, настроены решительно против инфляции и решительно за политику, которая ее вызывает».
Баффетт предпочитает покупать акции, которые хочет оставить себе на неопределенный срок.
Сейчас его определение идеальной возможности – это купить бизнес, заявленная цена которого составляет $1 миллион, который на самом деле стоит $2 миллиона и будет стоить $4 миллиона через пять лет. Такие ситуации, как он сам признает, довольно сложно найти. «Хороших идей не так-то много, – говорит он, – и слишком многого мы и не делаем».
Баффетт нашел волшебную возможность для Гриннелла почти случайно, в 1976 году. Во время конференции по газетной экономике в Новом Орлеане Томас С. Мерфи, председатель Capital Cities Communications и друг Баффетта, упомянул при нем за завтраком, что корпорация Avco продает свои телевизионные станции. Баффетт заинтересовался бы покупкой станции для себя или для Berkshire Hathaway, компании, которую он контролирует, если бы не возможный конфликт интересов. Berkshire Hathaway владеет 12 % акций компании Washington Post. Любой инвестор может владеть только пятью телевизионными станциями (семью, если по крайней мере две из них менее привлекательные радиостанции). Компания Washington Post уже владеет четырьмя высокочастотными станциями. Здесь все понятно, даже несмотря на то, что акции Berkshire в Washington Post – акции без права голоса, правительство зачислит покупку станции Avco Баффеттом или Berkshire на счет Washington Post, используя последнее доступное место в Post, если можно так выразиться. Он уже хотел совсем отказаться от этой идеи, когда во время телефонного разговора с Розенфилдом ему внезапно пришло в голову, что телевизионная станция станет отличным приобретением для Гриннелла. Из-за проблем с наличными Avco была готова избавиться от станции, и, таким образом, Гриннелл, скорее всего, мог приобрести как раз такой недооцененный актив, которые обычно признает Баффетт. Нельзя сказать, что подобной практики не было – чтобы колледж владел телевизионной станцией. (Ведущая коммерческая телевизионная станция в Новом Орлеане – это подразделение Чикагского университета Лойолы.) Но выйти на рынок и заявить свою цену на станцию – было необычным решением для колледжа.
Совет одобрил идею, но возникло столько задержек из-за обсуждения финансирования покупки, что Гриннелл потерял возможность приоритетного выбора, а именно станции Avco в Цинциннати, которую корпорация Multimedia приобрела за $16 миллионов. (Гриннеллу удалось смягчить горечь разочарования, он тут же приобрел акций Multimedia на $315 тысяч, которые с тех пор утроились в цене.) Во второй раз Баффетт выбрал целью станцию Avco в Дэйтоне и решил просто двигаться вперед, а о финансировании беспокоиться позже. Он предложил $12,9 миллиона за станцию WLWD-TV 2, компаньона NBC. Эта цена представляла собой около двух с половиной валовых доходов станции – не слишком щедрое предложение, учитывая тот факт, что станции часто продают по крайней мере по цене в три раза больше ее дохода. Но в Avco приняли предложение.
