Глава 26
Начало конца
Летом 1930 года сухому закону исполнилось десять лет.
Обозреватель из Conning Tower Франклин П. Адамс в своей колонке выразил отношение граждан к злополучному закону:
Запрет провалился – ужасный урок!
Нам это нравится.
Он все равно нам ничем не помог:
Нам это нравится.
Пороки и гнусность принес с собой.
Нам это нравится.
Он нам ни копейки не стоит с тобой.
Нам это нравится!
Растущий экономический кризис сделал обход сухого закона серьезным источником дохода для обеих сторон – как для блюстителей закона, так и для его нарушителей.
Один итальянский эмигрант из огромной семьи (в 1930 году ему было двадцать лет) с любовью вспоминал времена, когда подработка на производстве нелегального алкоголя приносила неплохие деньги. Три ночи в неделю он переносил по пятьдесят стофунтовых мешков сахара на третий этаж дома, где союзники Капоне из банды North Side наладили перегонный бизнес. Поднимаясь по лестнице, он свистел, давая бутлегерам понять, кто идет. Раз в неделю работодатели оставляли на лестнице конверт с $25 или $30, иногда $70, в зависимости от произведенного товара. «Я очень боялся потерять работу, потому что кто-то должен был кормить семью, а отец получал 50 центов в час».
С другой стороны закона процветало взяточничество в самых различных формах. Это были и $5 чаевых, которые постовой Эдвин Ф. МакНиколс получал всякий раз, когда мимо проходил Капоне, и еженедельная выплата начальнику полицейского участка в $3500, как в случае с Зутой. Полицейские руководствовались интуицией в поисках дохода.
Однажды парень, переносивший мешки с сахаром, загружал пятигаллоновые цистерны, которые перевозили на переработку в Сисеро. Цистерны грузили в грузовик Dodge, с предварительно модифицированной подвеской. В тот вечер внимание полицейских привлек изрядно просевший кузов. Они получили вознаграждение на месте.
Вспоминая те времена, Джозеф Рефке говорил, что в воздухе стоял острый запах браги: «Мы все искали, где подзаработать, с учетом, что почти обанкротившийся Чикаго выплачивал заработную плату налоговыми квитанциями».
Некоторые счастливчики получали практически регулярные дополнительные доходы. Когда полицейского Артура Т. Ристиджа перевели на службу в новый район, капитан взял его на прогулку. «Для начала мы зашли в казино, – вспоминал Ристидж. – Капитан позвал владельца и, указав на меня, сказал: позаботься об этом парне. Теперь он здесь работает и будет заходить раз в неделю. Затем мы пошли в следующее заведение, потом в следующее, и, прежде чем закончилась смена, в кармане появилось около тридцати баксов. «Так нужно?» – наивно спросил я начальника. «Ааа, брось, – отмахнулся капитан. – Просто делай что делаешь всегда в рамках службы и не мешай. Только что ты завел хороших друзей!»
Позже Ристиджа перевели в прокуратуру штата. Однажды он зашел в стейк-хаус Turner’s, в подвале которого находилось игорное заведение. У барной стойки он заметил двух парней из банды Джорджа Морана, настолько пьяных, что револьверы калибра 38 были готовы вывалиться из карманов. Ристидж попросил Тернера вызвать Морана, который находился внизу, в казино, и отозвал его в сторону:
– Твои ребята?
– Да, – кивнул Моран в ответ.
– Скажи им, чтобы не держали пушки на виду всего зала. Я из офиса прокурора штата и твой друг, кому нужны лишние проблемы?
Одним щелчком пальцев Моран подозвал боевиков: «Вон. И пистолеты уберите». После с усмешкой повернулся к Ристиджу:
– Правильно, так нужно решать проблемы, а не пригонять сюда два десятка полицейских.
– Я тоже так думаю, – согласился Ристидж, – всем нужно зарабатывать на жизнь, Джордж.
Внутренние отношения между бандами часто носили менее уютный характер. В частности, убийство Лингла было одиннадцатым по счету за последние десять дней, но о большинстве из них почти не упоминалось в прессе.
Санта Болдуин до сих пор помнит шок, который испытала, увидев, как застрелили точильщика ножей и ножниц в Маленькой Сицилии. На беду, он установил в подвале перегонный аппарат, а братья Провенцано (мелкие местные союзники Капоне) выразили недовольство обычным способом.
Однажды человек, переносивший сахар, в своем районе наткнулся на умирающего мужчину. У него отсутствовала почти половина головы, но лицо осталось целым. «Кровь стекала в сточную канаву, – вспоминал переносчик сахара, – я никогда не забуду, как он задыхался от кровавого кашля».
Хаос царил и среди видных преступников. Фрэнк МакЭрлайн вел ужасный образ жизни. Он умудрился попасть под суд по пяти обвинениям одновременно: пьяный дебош, незаконное ношение оружия, беспорядочная стрельба из дробовика, подделка номерных знаков и нанесение телесных повреждений сестре (он укусил девушку за щеку).
28 января 1930 года МакЭрлайна привезли в German Deaconess Hospital. Его левая нога была раздроблена пулей из автомата, лежащего рядом на полу. МакЭрлайн утверждал, что это был несчастный случай. Возможно, стреляла жена МакЭрлайна во время очередной ссоры, но более вероятно, виновником ранения был Джон Оберта, с которым МакЭрлайн враждовал с тех пор, как Джон Салтис перебрался в Висконсин. В любом случае смерть МакЭрлайна была выгодна Оберте. В ночь на 24 февраля МакЭрлайн еще лежал на больничной койке. Дело шло на поправку, нога находилась на растяжке. В палату вломились вооруженные бандиты и начали стрелять, но нерастерявшийся МакЭрлайн выхватил из-под подушки автоматический пистолет (позже полиция предъявила обвинение в незаконном хранении оружия) и открыл ответный огонь. Хотя стрельба была неточной и пули лишь разбили дверной косяк, бандиты удрали. МакЭрлайна зацепили три раза, не нанеся серьезного вреда здоровью. Один из нападавших бросил автоматический пистолет калибра 45.
«Я сам разбрусь», – отвечал МакЭрлайн на все вопросы. Ногу вылечели, раны походили на царапины, поэтому МакЭрлайна выписали вскоре после нападения. Через девять дней, 5 марта, Джона Оберту нашли застреленным тремя автоматными выстрелами в собственном Lincoln. В кармане лежал заряженный револьвер калибра 45. В нескольких ярдах лежал труп водителя, Сэма Малаги. Следствие установило: пистолет, найденный в больничной палате, принадлежал Малаге.
Несмотря на неумолимое приближение катастрофы, летом 1930 года Капоне находился на вершине, его лидерство было неоспоримым. Он не пытался достигнуть соглашения с Мораном, поскольку банда North Side не представляла реальной угрозы.
Капоне прокладывал дорогу в другие области, понимая, что сухому закону осталось недолго жить. Очень важным было прекращение налогового преследования. Достигнув прочного места в экономической и политической городской системе, Капоне стал слишком могущественным, чтобы понести суровое наказание. Бизнес являлся надежным козырем в игре.
Капоне уже давно занимался профсоюзами и решил увеличить темпы. Он выбрал определенные цели для максимизации как финансовой отдачи, так и собственного влияния. В частности, это относилось к транспортным компаниям, игравшим важную роль в большом бизнесе. К другой сфере профсоюзного рэкета относилось строительство, которое приобрело главенствующую роль с учетом намеченной на 1933 год Всемирной выставки в Чикаго. Кроме этого, Капоне манипулировал в вопросах, касающихся коммунального хозяйства, в частности – содержания городских улиц.
