Как-то вечером, когда все остальные члены рабочей группы отправились по домам, Уилсон решил еще раз изучить изъятые записи: возможно, они что-то упустили.
Специальная разведывательная служба ютилась в каморке в здании Старой почтовой службы, где едва разместились четыре шкафа и два стола. Около часа ночи осоловевший от усталости Уилсон собрался уходить. Убирая документы, с которыми работал, он случайно захлопнул ящик. Замок автоматически щелкнул, а Уилсон не смог найти ключ.
Менее въедливый и педантичный сотрудник позволил бы бумагам пролежать до утра, но Уилсон заглянул в соседнюю комнатку, где стоял шаткий незапирающийся шкаф. Чтобы освободить место, он вынул охапку пыльных документов, обнаружив у задней стенки тяжелый пакет в коричневой бумаге. Уилсон разрезал упаковку. Внутри находились три записные книжки, обычно используемые для бухгалтерских записей.
Первая оказалась совершенно безобидной. После взгляда на вторую усталость Уилсона как рукой сняло. Столбцы, озаглавленные «Бердкейдж», «Очко», «Крэпс», «Фаро», «Рулетка» и «Скачки», а также проставленные в них цифры указывали, что в книге велись записи о кассовых чеках, связанных с крупномасштабными азартными играми. У Уилсона возникла надежда, что записи могут вывести на Капоне.
Записи охватывали период с 1924 по 1926 год и содержали умопомрачительные суммы. За двадцать два месяца прибыль этого совместного предприятия составила $587 721 и 95 центов. Через каждые несколько страниц бухгалтер подводил итоги и расписывал распределение полученных средств. На одной из страниц за декабрь 1924 года Уилсон увидел, что общая сумма средств, имеющихся в распоряжении заведения, составляла $31 443. Затем к ней было добавлено $17 500 и вычтено $6256 в колонке «Скачки». При резервировании $10 000 на новом счете общий доход составил $32 687, причем он делился по частям. На раздел «Город» (очевидно, местный получатель денег) приходилось 20 %, или $6 537 и 42 цента; далее следовали разделы «Ральф» (Уилсон надеялся, что имелся в виду Ральф Капоне) и «Пит» (позднее выяснилось, что это игровой брокер Капоне Пит Пенович), которым следовало 5 %, или по $1634 и 35 центов. Четыре платежа по $5720 и 22 цента, 17 % каждый, отходили «Фрэнку», «Лу», «Д», и «Д и А». Скорее всего, это означало Джек (Гузик) и Аль. Вверху страницы было написано крупными буквами: «Фрэнк заплатил $17 500 Алю». Это соответствовало $17 500 дополнительного дохода (Пит Пенович позже дал показания, что эта сумма была одной из неудачных ставок Капоне на скачках). Кроме того, надпись связывала с операцией некоего Аля.
Утром Уилсон выяснил, что эта записная книжка была захвачена в ходе облавы на Hawthorne Smoke Shop, принадлежащий Капоне, сразу после убийства МакСвиггина. Блокнот побывал в руках Пэта Роша, но он не увидел потенциала записей. Как заявил полицейский в отставке, Артур Ристидж: «Это была куча мусора, который мы отбросили в сторону. Если бы знать, какая бомба находится у нас в руках! Федералы смогли бы упечь этих парней на веки вечные!» Рош сдал все бумаги в администрацию прокурора штата, где записная книжка осталась собирать пыль, забытая всеми.
Главной задачей Уилсона было напрямую связать найденную бухгалтерию и Капоне. Записи вели три человека, причем почерк одного отличался особой аккуратностью. Налоговики собрали образцы почерка всех (бандитов, и не только), связанных с организацией Капоне. Они изучили выборные бюллетени, документы об освобождении под залог, банковские счета и многое другое. Бинго выпал в виде депозитной квитанции банка Сисеро. Она была подписана неким Лесли Адельбертом Шамуэем, или, как его называли, Лью. Информатор доложил Уилсону, что «Шамуэй – совершенный джентльмен, воспитанный, тихий и безобидный человек, не причастный к рэкету». Налоговики установили, что Шамуэй исчез из Чикаго.
В феврале 1931 года Эд О’Хара сообщил Уилсону, что Шамуэй переехал в Майами, где работает кассиром то ли на конных, то ли на собачьих бегах. Уилсон нашел Шамуэя в кинологическом клубе Biscayne Bay. Шамуэй сделал вид, что ничего не знает. «Вы ошибаетесь, мистер Уилсон, – сказал он, сдерживая дрожь. – Я не знаю Аля Капоне». Человеку, сумевшему сломать Фреда Райса, не составило особого труда разобраться с этим джентльменом.
Уилсон пообещал Шамуэю прислать федерального маршала, который достанет его даже из-под земли. Если Шамуэй даст показания, правительство обеспечит полную защиту. «Лью, если будете сотрудничать, миссис Шамуэй не останется вдовой».
То, что рассказал Шамуэй, вывело Уилсона на преподобного Генри Гувера, который засвидетельствовал, что Капоне обладал правом собственности на подпольное казино напротив отеля Hawthorne.
Некоторые говорили, что эту идею подбросил судье Лейлу юрист, сотрудничавший с Tribune Чарльз Ратбун. Газетчик Уолтер Спирко утверждал: «его склонили к этому газеты; он всегда играл на публику». Никто не представлял, что судья Джон Х. Лейл додумался выдавать ордера на арест за бродяжничество всех, вошедших в пресловутый список врагов общества. Лейл приехал в Чикаго из Теннесси в 1900 году в восемнадцать лет. Перепробовав множество занятий, включая профессиональный бокс, он стал адвокатом. Лейл служил в легислатуре Иллинойса, затем в мэрии Чикаго, а в 1924 году победил на выборах в муниципальный суд.
По свидетельству коллег, ему не хватало разумной судебной корректности. Конечно, многие из коллег были нечисты на руку (чего нельзя сказать о Лейле), но тем не менее они оказались правы. Лейл упорно устанавливал неконституционно высокий залог, сокращаемый по апелляции: его $100 000, как правило, превращались в $5000. Он громил преступников не хуже прокурора. Особенно доставалось Капоне, Лейл призывал как можно быстрее посадить его на электрический стул, забывая указать хоть какие-то обвинения. Он выдавал ордера на арест и обыск любым офицерам полиции по первому требованию, без указания причин, и очень любил принимать личное участие в облавах. Четыре раза главный судья переводил Лейла с уголовных дел на гражданские, где он соблюдал рамки приличия, но общественность обожала его несгибаемую жестокость по отношению к известным преступникам, хотя этот подход не приносил большей эффективности, чем умелое лавирование его коллег. Сочетание общественного давления и газетных публикаций возвращало Лейла обратно в уголовный суд.
При вдумчивом рассмотрении, взимание штрафов за бродяжничество с миллионеров не было полностью безумным шагом. Любой прокурор мог подтвердить, что с юридической точки зрения в этом нет нарушения закона. Казалось, стоит попробовать.
Один из самых первых ордеров, которые Лейл «запустил в оборот» в сентябре 1930 года, был выдан на имя Капоне. Аль обдумывал, не сдаться ли властям добровольно. С другой стороны, Лейл мог не согласиться с выходом под залог, а у Капоне были две причины держаться подальше от судьи.
Во-первых, он планировал следующее убийство. Когда Капоне был в Филадельфии, Джо Айелло, мечтающий о возмездии, стал главой Unione Siciliana. По слухам, Айелло снова вошел в сговор с Мораном, до недавнего времени находившимся в Миннесоте, а теперь в округе Лейк, к северу от города. Не представляя смертельной угрозы или серьезной конкуренции, Айелло, тем не менее, хронически раздражал Капоне.
