Суду предстояло решить, достаточно ли доказательств представила сторона обвинения, чтобы присяжные вынесли вердикт. Тридцать лет спустя, читая стенограммы процесса, судья Маршалл пришел к выводу, что показания Шамуэя и Райса не носили неоспоримого характера и не имели прямого отношения к делу. Тем не менее судья Уилкерсон без малейших сомнений внес их в протокол заседания. Для подготовки речи защита попросила несколько дней. «Мы не проводили никакой работы в этом направлении, пока признание вины не было отозвано», – утверждал Альберт Финк. Судья дал им время до 10 утра следующего дня – среды, 14 октября.
Cadillac 1928 года, ранее принадлежавший Аль Капоне, демонстрируется в гараже в Англии, где он выставлен на продажу 23 февраля 1958 года. Тяжелый бронированный шестицилиндровый седан был отправлен в Великобританию для выставки перед Второй мировой войной, где был куплен на аукционе за 510 долларов. Новый владелец надеется перепродать автомобиль как музейный экспонат.
Адвокаты столкнулись с огромными трудностями, поскольку не разрабатывали линию защиты: все дело строилось на признании Капоне виновности, и, по большому счету, адвокаты не собирались его защищать. «С самого начала процесса адвокаты были настроены на компромисс, – говорил Том Малрой, прокурор повторных судебных слушаний в 1990 году. – В этом и заключалась сложность. Капоне признал себя виновным, и, когда это не сработало, защите предстояло повлиять на решение присяжных».
У адвокатов не было свидетелей, которые могли бы опровергнуть данные о расходах Капоне, получении им крупных денежных переводов или о доказанной прибыли от азартных игр. Говоря точнее, такие свидетели нашлись, но, по словам Малроя, выглядели смехотворно. Ахерн и Финк сумели привлечь ряд букмекеров, которые в один голос клялись, что Капоне был катастрофически невезуч. Один из них, Оскар Гуттер, сказал: «Большую часть времени он потратил впустую», другой, Самюэль Ротшильд, заявил: «Хотя Капоне и мог выиграть отдельные ставки, в моих книгах никогда не регистрировались крупные выигрыши».
«Все это, – говорил Терри МакКарти, один из защитников на повторном процессе, – нельзя было назвать защитой. Тогда, как и сейчас, правила налогообложения предполагали вычет налогов только из суммы выигрышей, но адвокаты умудрились закрепить в умах присяжных, что налоги следует рассчитывать из всех денег, которые находились в распоряжении Капоне».
Дело достигло кульминации 16 октября, когда показания стал давать Пит Пенович, менеджер клуба Subway, где Райс работал кассиром. У дородного Пеновича, с гладко прилизанными черными волосами, были очень маленькими глаза на мясистом лице. «Он оказался намного лучшим свидетелем обвинения, чем могли предположить прокуроры», – сказал Терри МакКарти. Во время перекрестного допроса Пенович объяснил, что сотрудничал с Капоне потому, что он предложил более выгодные условия и протекцию, чем партнеры по независимому предприятию в Сисеро.
Пенович перестал сотрудничать с Капоне, когда его доля была сокращена с 25 % до 5 % и перешел к Фрэнки Поупу, подчинявшемуся непосредственно Ральфу.
В чем был смысл оборонной стратегии в сложившейся ситуации? Том Малрой считал, что защита просто тянула время, возможно, чтобы лишний раз повлиять на присяжных. «Только что-то подобное может объяснить ужасную тактику адвокатов, которые позволили двадцати трем свидетелям привнести совокупный эффект воздействия на жюри детализацией богатых покупок, которые Капоне осуществил за эти годы. Большинство свидетелей даже не были подвергнуты перекрестному допросу. Я не думаю, что адвокаты торопились».
В этот день в качестве зрителя в зале появился Эдвард Г. Робинсон, звезда «Маленького Цезаря»
[209], «чтобы дать Капоне несколько советов, как должен себя вести настоящий гангстер», – заметил один репортер.
15 октября, в четверг, в 12.12 начальник тюрьмы округа Кук Дэвид Манипенни включил рубильник, и тридцатилетний Фрэнк Джордан, убивший офицера Энтони Рути, преследовавшего убийцу Джейка Линга, умер на электрическом стуле.
Защита отдыхала до двух часов пополудни. Обсуждая стандартные ходатайства о полной невиновности подзащитного, адвокаты, как увидим дальше, заняли неверную позицию, взяв за основу то, что все обвинения до 1928 года должны быть сняты вследствие истечения трехлетнего срока давности, применяющегося к налоговым преступлениям. Суммировав собранные доказательства, Джейкоб Гроссман обратился к присяжным: «У вас есть высокая привилегия заклеймить обвинительным вердиктом как всю организацию, созданную Капоне, так и лично подсудимого».
Затем наступила очередь Ахерна и Финка подвести итоги. Их речи содержали обычную адвокатскую болтовню, характерную для случаев, когда у защиты нет весомых аргументов. Например, крестовый поход федералов против Капоне напомнил Ахерну знаменитое высказывание Катона о разрушении Карфагена
[210]. Лишь обращение к жизненным реалиям придавало речам некоторый смысл.
«Если бы имя подсудимого было не Аль Капоне, – заявил Финк, – мы бы умерли от смеха от всех этих доказательств. Не было приведено ни одного факта, подтверждающего получение подсудимым доходов в 1924 году. Обвинение показало его крупные расходы в 1928 году, но ничего не сказало о твердом доходе. Капоне оплатил мебель чеками, подписанными Гузиком? Она могла быть куплена в кредит. В 1929 году Капоне осуществил попытку уплатить налоги уже через два дня после освобождения из Филадельфии. Каким образом можно признать его виновным в обдуманом намерении обмануть правительство? Федералы подвергли моего подзащитного судебному преследованию просто за то, что его зовут Аль Капоне».
Конечно, главная проблема была не в этом. Присяжные прекрасно понимали, кто такой Капоне, какими делами занимается и за чем стоит. «Не упирайтесь в аргумент, – просил Финк, – что обвиняемый плохой человек. Он может быть кем угодно, но по этой причине подсудимого нельзя признать виновным, если вина не доказана». Но присяжные, как и все остальные, знали, что Капоне заработал очень много денег, не заплатив ни цента налогов.
В этот день судебное заседание посетила еще одна знаменитость, Беа Лилли
[211], гастролирующая в городе со своим шоу. Когда Лилли познакомили с Капоне, она тряслась от страха, заикалась и не была способна произнести что-нибудь вразумительное.
В субботу, 17 октября 1931 года, судебные слушания подошли к концу, и слово впервые взял государственный обвинитель и прокурор Чикаго Джордж Джонсон. Он призвал присяжных опираться на здравый смысл. Откуда взялись денежные переводы через Western Union? Каково происхождение этих денег? Быть может, это были подарки, наследство или страховые выплаты? «Господа присяжные, – сказал прокурор, – делайте выводы».
