Фрэнки Рио появился в Хопуэлле с предложением: временно выпущенный из тюрьмы Капоне сможет вернуть ребенка в течение сорока восьми часов. «Я знаю многих людей, которые могут быть полезны в поисках, – говорилось в заявлении Капоне, – но ничего не могу сделать, сидя за решеткой. Уверен, что смог бы помочь, оказавшись на некоторое время на воле». Он объяснил одному из редакторов Херста Артуру Брисбену, что ожидает не свободы, а лишь условно-досрочного освобождения и «готов дать любой залог в любой форме». В частности, Капоне соглашался оставить в заложниках брата Джона до возвращения в тюрьму: «Вы же не думаете, что я подставлю собственного брата?»
Расследование по похищению сына Линдберга возглавил суперинтендант полиции штата Нью-Джерси полковник Норман Шварцкопф (его сын в дальнейшем поступил на службу в армию и стал генералом).
После предложения Капоне Линдберги вызвали оперативных агентов Налогового управления Артура Мэддена и Фрэнка Уилсона. По их совету, супруги отклонили предложение. Капоне снова повторил его через шесть недель после того, как обезумевшие родители заплатили выкуп в размере $50 000, но им не вернули сына (на самом деле ребенок уже был убит). Линдберги снова отказались, хотя от них мало что зависело: после проделанной долгой и тяжелой работы, чтобы ухватить Капоне, правительство не пошло бы на подобную сделку.
2 мая 1932 года Верховный суд объявил федералам, что оставляет Капоне за решеткой. На следующий день в Чикаго прибыла заверенная копия отказа в истребовании дела вышестоящим судом из производства нижестоящего.
Почти в самую последнюю минуту Министерство юстиции изменило решение, куда препроводить Капоне. Осужденный Сэм Гузик был отправлен в Ливенуорт. Нитти находился там же, вплоть до освобождения 24 марта 1932 года. Также в Ливенуорт отправили Джека Гузика 8 апреля. Другими словами, в Ливенуорте было слишком много вольностей и слишком мало дисциплины: и Нитти, и Сэм Гузик работали во время заключения на скандально теплых местах. Нитти носил гражданскую одежду и возил начальника тюремной фермы; Сэм возился с садовым грузовиком. Ральф Капоне начал отбывать срок в Ливенуорте 7 ноября 1931 года, но 10 декабря судья перевел его в Исправительный центр на Макнейл-Айленд (штат Вашингтон). Было решено, что Аль Капоне отправят отбывать наказание в федеральную тюрьму Атланты, считающуюся очень суровой. Капоне в тот день прощался с семьей и ничего не знал. Он услышал сообщение по радио, направляясь к станции Дирборн, откуда в 11.30 отходил поезд Dixie Flyer.
3 мая 1932 года маршал Лаубенхаймер приехал в тюрьму с документом, который предписывал доставить Альфонса Капоне в Атланту и Вито Моричи – тощего двадцатишестилетнего автоугонщика – на суд во Флориду.
Центральный двор тюрьмы был переполнен фотографами и журналистами, которых едва сдерживали оперативники, заместители маршалов и чикагские детективы. Глядя через зарешеченные окна, Капоне помахал рукой: «Можно подумать, что провожают Муссолини».
«Я спокойно приму приговор по двум причинам, – сказал Капоне журналистам, пробравшимся следом в поезд. – Единственным способом получить помилование является хорошее поведение заключенного. Про вторую я вам не скажу» (возможно, как прекрасный знаток итальянской кухни, он надеялся стать поваром, а начальник тюрьмы окажется любителем спагетти?). Вечером 4 мая в 7:46 Dixie Flyer прибыл на вокзал Атланты, опередив график на четыре минуты.
Белый каменный фасад тюрьмы США в Атланте возвышался на шестьдесят футов, а по бокам и сзади она была окружена тридцатифутовыми стенами. Массивные внешние ворота стояли между двумя дорическими колоннами. В 9.10 небольшая группа прошла по ступенькам. «Кто вы?» – спросил охранник. «Маршал Соединенных Штатов из Чикаго, – представился Лаубенхаймер, – доставил для отбытия срока наказания Альфонса Капоне». Маршал, сопровождающие и Капоне, покоренный и трепещущий от волнения, прошли во внутренний двор, где были встречены начальником тюрьмы А. С. Адерхолдом.
Начальник пожал маршалу руку и повернулся к новому заключенному:
– Имя?
– Альфонс Капоне, – раздался едва слышный ответ.
– Срок?
– Одиннадцать лет.
– Приговор у меня в кармане, – вмешался Лаубенхаймер, – не одиннадцать, а десять. Последний год он проведет в окружной тюрьме.
– Итак, – продолжал начальник, – ваш номер четыре-ноль-восемь-восемь-шесть. Номер 40886 сдал $231, которые были в кармане. Единственными ценными вещами при нем оказались шестнадцать религиозных медалей, четки, авторучка, ключ, кошелек и маникюрные ножницы. Взамен он получил синий комбинезон из джинсовой ткани с бирками 40886, пришитыми на грудь и штанину.
Сзади подобрался фотограф с уже нацеленной камерой. «Убирайся», – зарычал охранник. Фотографирование федеральных заключенных было запрещено. На следующий день, когда маршал Лаубенхаймер вернулся, чтобы забрать оформленные документы, не услышал никаких новостей: федеральный заключенный номер 40886 был отрезан от мира. Теоретически.
Капоне стал следовать установленному рутинному распорядку дня: подъем в 6.00, завтрак 6.30 – 7.00, работа 7.00–11.30, возвращение в общую камеру (в ней находилось еще семь человек), обед, возвращение в камеру, снова работа с 13.30 до 16.30, ужин, возвращение в камеру в 17.30. С 19.00 до 22.00 в камере работало радио. Затем освещение выключалось.
Капоне определили работать в обувной мастерской. Достаточно скоро он стал весьма хорошим сапожником. Администрация назвала Капоне идеальным заключенным: «Он подчиняется каждому приказу, едва услышав», – рассказывал один из тюремщиков. Капоне тяжело переживал заключение. В окружной тюрьме он рассказывал о времени сна: «Сон – как побег» – сказал Капоне охраннику, который заметил, что он спит как убитый все восемь часов. – Когда сплю, я не заключенный. Таким образом, я сокращаю срок на треть». Теперь Капоне снились кошмары, он всхлипывал и плакал во сне, вскрикивая: «Нет! Нет!» Сокамерники часто будили его.
К осени 1932 года, казалось, у Капоне появился шанс. 11 апреля 1932 года, менее чем за месяц до прибытия Капоне в Атланту, Верховный суд создал прецедент, постановив, что уклонение от уплаты налогов не является мошенничеством, а это означало трехлетний, а не шестилетний срок давности. Таким образом, с Капоне могло бы быть снято преследование по эпизодам, охватывающим 1925–1927 годы. Поскольку по тяжелым обвинениям 1928 и 1929 годов он был оправдан, оставался срок в два года и шесть месяцев года (по одному году за 1928 и 1929 годы плюс шесть месяцев за неуважение к суду).
В августе были наняты два талантливых адвоката – якобы Терезой.
Правительство назначило Уильяма Лихи специальным прокурором в деле против Ника Арнстейна, мужа Фанни Брайс. Он также выступал в составе группы защиты бывшего министра внутренних дел Альберта Фолла в разбирательствах, касающихся Типот-Доумского нефтяного скандала. 21 сентября 1932 года Лихи и его советник Уильям Хьюз подали запрос на постановление хабеас корпус в федеральном районе, включающем Атланту.
После нескольких слушаний и переносов дело передали федеральному судье Марвину Андервуду 26 апреля 1933 года в Новом Орлеане.
