В качестве свидетеля стороны обвинения выступал налоговый агент Дуайт Грин. Вопрос о сроке давности налоговых преступлений носил первостепенный характер. При создании прецедента сторона защиты подняла этот вопрос в начале судебного разбирательства и немедленно возразила против шестилетнего срока давности, сделав это частью апелляции. Альберт Финк прозевал этот аспект, не увидев проблемы. Фактически он согласился с судьей Уилкерсоном, который придерживался шестилетнего правила, практиковавшегося в окружных судах. Более того, адвокат Ахерн не внес данный спорный вопрос в оригинальный текст апелляции. В этой ситуации его рассмотрение означало для судьи Андервуда вмешательство федералов в окружную юрисдикцию. Отказ в пересмотре срока давности был предрешен.
Один из сокамерников позже процитировал слова Капоне об адвокатах: «Этим тупым ублюдкам платят огромные деньги, а они не могут защитить и простого карманника». Поняв, какими дилетантами оказались Ахерн и Финк, Капоне отправил к ним коллекторов, которые потребовали вернуть все деньги обратно. Адвокаты были счастливы, что легко отделались.
Первые признаки предсказуемого отмирания сухого закона проявились еще до того, как 4 марта 1933 года президентом стал Франклин Рузвельт. 16 февраля Сенат проголосовал 63 голосами против 23 за внесение 21-й поправки, отменяющей 18-ю. Четыре дня спустя голосование состоялось в палате представителей (289 голосов «за» и 121 «против»). Между тем новая администрация внесла на рассмотрение Конгресса законопроект, разрешающий продажу пива крепостью до 3,2 %. 5 декабря 1933 года Юта стала тридцать шестым штатом, ратифицировавшим отмену запрета. Таким образом, правительство совершенно спокойно отменило все дальнейшие судебные преследования, в том числе Капоне и других членов его организации.
Прибывший в Атланту образцовый заключенный сразу стал объектом пристального внимания окружающих. Один сокамерник утверждал, что Капоне пользовался особыми привилегиями, например, курил сигары стоимостью $2. Другой говорил, что Капоне изготовил для себя обувь за $25 долларов, перемещался по двору с телохранителем и по-прежнему управлял организацией путем деловой переписки, которая, по специальному указанию, не подлежала цензуре.
Начальник тюрьмы категорически отрицал подобные факты. С его слов, самый известный заключенный в Атланте был просто номером 40886, носил обувь установленного образца и покупал табачные изделия у тюремного комиссара на $10 в месяц. Он жил как остальные.
Правда, Капоне получал много писем от поклонников, больше, чем начальник тюрьмы, однако он мог отвечать на них только в соответствии с установленными правилами – два письма в неделю. Как писал начальник тюрьмы, «исключение составлял только усиленный контроль посетителей, поскольку, как мы полагали, его друзья, вероятно, попытаются переправить деньги или оружие. Остальные права и привилегии Капоне ничем не ущемлялись. К нему относились как к любому другому заключенному – ни лучше ни хуже».
«Все рассказы начальника тюрьмы – вздор, – утверждал еще один бывший сокамерник, – Капоне жил, как король». Безусловно, это было преувеличением. Капоне жил в общей камере, а тюремные записи свидетельствуют скорее о слухах и сплетнях, а не о каких-то особых поблажках со стороны начальства.
Тюремный врач Уильям Ф. Осенфорт разрешил Капоне носить обувь с супинаторами, изготовленную еще в Ливенуорте. На прогулке его всегда окружало несколько наемных заключенных, вероятно, исполняющих функции телохранителей.
Даже дисциплинарные тюремные отчеты свидетельствовали о привилегиях, которыми был наделен Капоне: образцовый заключенный отличался нездоровыми излишествами.
Один охранник написал, что у Капоне слишком много нижнего белья (семь пар подштанников) и носков (десять пар), а также восемь простыней и две перьевые подушки домашнего изготовления, в дополнение к казенной. В качестве наказания Капоне должен был сдать подушки. Другой, не менее бдительный надзиратель обнаружил, что Капоне дооборудовал кровать деревянными рейками, закрепленными на специальных пружинах, которые делали койку более удобной. Надзиратель назвал это дерзостью. Третий тюремщик по имени Э. У. Йейтс жаловался, что Капоне нахамил в ответ на приказ помыть окно: «Уже второй случай, когда этот заключенный проявляет неуважение ко мне перед лицом других сокамерников», – отрапортовал он в письменной форме заместителю начальника Джулиану А. Шоуну. Последовавшее наказание было максимально легким: образцовому заключенному вынесли выговор с предупреждением.
В восьмиместной камере, помимо лишнего нижнего белья, Капоне держал фотоальбом, два коврика, бритвенный прибор, зеркало, халат, пишущую машинку, ракетку для тенниса, теннисные туфли, будильник и двадцать четыре тома Британской Энциклопедии. При желании поиграть на прогулке в теннис Капоне не приходилось ожидать очереди. В игре пара на пару один из игроков освобождал ему место; в одиночной игре он выбирал соперника, а третий лишний уходил с площадки.
Ключ к разгадке его влиятельности был в углублении, вырезанном в рукоятке теннисной ракетки. Там всегда находилась пара тысяч долларов, которые было легко достать в любое время. Одним из сокамерников Капоне был Моррис Руденский, по кличке Рэд, но Капоне звал его Расти. С этим медвежатником он был немного знаком в Чикаго. Позже Руденский утверждал, что организовал контрабандную передачу денег через доверенных лиц и хранил их для Капоне в выдолбленной рукоятке метлы. Скорее всего, ни Капоне, ни организации не требовалось давать взятки. Начальник Адерхолд говорил, что Капоне, как и другие заключенные, имел право делать покупки лишь на $10 в месяц. Многие заключенные не могли себе позволить даже этого, поэтому Капоне просто давал им деньги, позволяя использовать часть, а остальное оставлял себе. Возможно, для охранников и прочих должностных лиц существовали и другие прямые операции с наличными.
ФБР провело собственное расследование, пытаясь собрать обвинительное дело против Капоне по факту контрабанды денежных средств в федеральную тюрьму. Специальный агент ФБР в течение пяти лет изучил более тысячи записок и, в конце концов, написал Дж. Эдгару Гуверу
[216], что, «поскольку в течение шести месяцев не наблюдалось никаких действий», он объявляет дело закрытым.
Нужно было что-то делать. Джеймс В. Беннетт, позднее ставший директором Федерального бюро тюрем, признавал, что Капоне стал «слишком большой проблемой для наших офицеров в Атланте». Он не имел замечаний и демонстрировал хорошее поведение, но по-прежнему считался королем преступности, продолжая управлять своей организацией. У федералов зрело решение.
Глава 30
…В ад и обратно
В августе 1933 года генеральный прокурор США при президенте Рузвельте Гомер С. Каммингс попросил помощника обдумать следующее предложение: «Было бы неплохо подумать о создании специальной тюрьмы в каком-нибудь отдаленном месте. На удаленном острове или на Аляске. Главное, чтобы у содержащихся в ней лиц не было возможности постоянного общения с друзьями, находящимися на свободе». Через неделю в Министерстве юстиции такое место нашли.
