Доктор Джордж Хесс уже был знаком с Капоне по тюрьмам Атланты и Алькатраса, где некоторое время работал главным врачом. Теперь он занимал эту должность в Федеральном исправительном учреждении на острове Терминал.
Джордж Хесс немедленно поместил вновь прибывшего в тюремную больницу. «В течение первых нескольких дней, – докладывал Хесс начальнику медицинского отдела бюро, – пациент определенно находился в смятении, был подавлен и проявлял равнодушие ко всему. Депрессивное состояние резко переходило в раздражительность, но он все время сохранял адекватность восприятия. Течение мыслей пациента было крайне поверхностным, а речь несколько несвязной. Все рефлексы, то есть коленная реакция, фиксирование зрачков пока сохранились без изменений. Считаю необходимым подчеркнуть, что в данный момент Капоне проявляет признаки улучшения и изменение обстановки отразилось на нем исключительно положительно».
Прошел месяц после перевода Капоне из Алькатраса в Терминал. Хесс продолжал курс лечения Капоне инъекциями висмута и трипарсамида
[225] раз в неделю. «Неприятный, как клоп», – сказал болтливый охранник репортеру вскоре после прибытия Капоне в Терминал. Через неделю его навестила Мэй, которая нашла, что муж находится в полном порядке и не проявляет никаких признаков слабоумия. Через полтора месяца тюрьму посетил глава отдела секретной службы Чикаго. По его словам, Капоне производил впечатление совершенно нормального здорового человека.
Когда прибывший священник спросил, кто из семидесяти пяти слушателей нуждается в молитве, кто готов встать и признаться в этом, Капоне поднялся с места. Начальник тюрьмы Эдвин Ллойд вскоре отстранил от дел преподобного Сайласа Туэта за излишне горячечные службы.
Хорошее время, заработанное Капоне, предполагало окончательное освобождение 19 ноября 1939 года. Бюро отклонило ходатайство адвоката Тейтельбаума, что срок начала исполнения следует рассчитывать с 24 октября 1931 года, времени прибытия в окружную тюрьму Кука, а не с 4 мая 1932 года, когда он был переведен в Атланту. Этот аспект был отражен в приговоре и не подлежал пересмотру. Но бюро согласилось скинуть из срока три дня, учитывая, что Капоне находился в окружной тюрьме в период с 24 октября по 27 октября, то есть раньше даты вступления приговора в законную силу. Таким образом, Капоне могли освободить не 19 ноября, а 16 ноября 1939 года.
Но предварительно следовало принять дополнительные действия. Во-первых, хотя некоторые меры уже были приняты, Капоне по-прежнему оставался должником штрафа в $20 000 в рамках легкой части приговора (2 по $10 000). 3 ноября Джон расплатился чеками. Во-вторых, необходимо было убедить семью, что после выхода на свободу Капоне следовало продолжить лечение в стационарном медицинском учреждении. Это не представляло сложности. Семья легко согласилась на выдвинутое условие, поскольку хорошее время не было автоматической процедурой и федералы имели право держать Капоне в тюрьме до полного истечения срока приговора, то есть до 3 мая 1942 года. Было решено отправить заключенного в тюрьму Льюисбурга (недалеко от Харрисбурга, штат Пенсильвания) до освобождения, а затем перевести в Балтимор, где доктор медицины, Джозеф Э. Мур, видный эксперт по нейросифилису, будет лечить Капоне в Союзной мемориальной больнице
[226].
За неделю до освобождения Капоне чикагские гангстеры преподнесли ему своеобразный подарок к выходу. Уже в течение года партнеры Эда О’Хары наблюдали его странную обеспокоенность, а в последние десять дней крайнюю взволнованность. В газеты просочилась информация, что именно О’Хара направил Фрэнка Уилсона к бухгалтеру Капоне, ставшему ключевым свидетелем в 1931 году, помог взломать шифр, используемый в учетных книгах, и предупредил Уилкерсона о подкупе присяжных, что вынудило судью поменяться составом жюри с коллегой, ведущим другой федеральный процесс. В одной из публикаций говорилось, что Капоне захочет отомстить.
Во второй половине дня 8 ноября О’Хара вышел из своего офиса в Sportsman’s Park, прикрытого в 1930 году как клуб собаководства Капоне в Хоторне и снова восстановленного в 1932 году. Он направился в Чикаго Луп. На переднем сиденье лежал испанский автомат калибра 32. Обычно О’Хара брал с собой оружие, когда возил крупные суммы наличных, но в этот день в кармане находились $53. На подъезде к Огден-авеню, примерно на полпути к Чикаго Луп, его догнал автомобиль-купе. О’Хара вдавил педаль газа в пол. Два выстрела из дробовика попали в голову и шею. Переехав через бульвар и трамвайные пути, машина врезалась в столб. Эд О’Хара был мертв.
В его кармане полиция нашла записку, в которой говорилось: «Звонил мистер Вольтц». Вольтца интересовало, что О’Хара знает о бывшем бутлегере и грабителе банков по имени Клайд Нимерик (О’Хара был должен позвонить Беннету с любыми сведениями). Джордж Вольтц был агентом ФБР в Чикаго, как и Беннетт, и О’Хара продолжал сливать им информацию. Записка была подписана «Тони».
Так всегда подписывалась Антуанетта М. Каваретта, неофициальная секретарша О’Хары. Позже она вышла замуж за Фрэнка Нитти.
Ночью 13 ноября специальный катер переправил Капоне в Сан-Педро, откуда его доставили на автомобиле в Сан-Бернардино. Оттуда, в обход Чикаго, отходил поезд до Сент-Луиса. Федеральное бюро тюрем отказалось комментировать его дальнейшее местонахождение. Агенты ФБР грубо оттолкнули репортера, который выследил группу и попытался приблизиться к Капоне.
16 ноября 1939 года Капоне отвезли в Геттисберг, где передали бывшего заключенного жене и врачам на перекрестке в двенадцати милях к востоку от города в лучших традициях шпионских романов.
Глава 31
Незавершенный финал
Терапия, назначенная Капоне, предусматривала усиление свойств гематоэнцефалического барьера, защищающего головной и спинной мозг от воздействия химических веществ, содержащихся в крови. В случае с Капоне это означало, что производные мышьяка и инъекции тяжелых металлов не могли эффективно контратаковать третичный сифилис, опустошавший его разум. В наше время этому способствовал бы пенициллин, но в те дни процесс умественной деградации можно было замедлить только посредством теплового воздействия.
Врачи могли поднять температуру пациента до 107 градусов
[227] по Фаренгейту, что сделали, специально заразив больного малярией. К 1940 году доктор Мур приказал применять менее радикальные методы гипертермии.
Из Геттисбурга Мэй, Тереза и Ральф перевезли Капоне в больницу. Его разместили в двухкомнатной палате за баснословные $30 в сутки. Вторая комната предназначалась для семьи, в случае длительного посещения. У доктора Мура возник вопрос о гонораре, и он задал его Джеймсу Беннетту. Директор ФБТ напомнил доктору, что «правительство пытается собрать около $300 000 в виде подоходного налога» и «пока не удалось найти собственность Капоне, на которую может быть наложен налоговый сбор». Капоне, конечно, нашел деньги и на врача, и на больницу. Уходя, он посадил перед фасадом Union Memorial вишневое дерево, растущее до сих пор.
