Торрио, Анна и ее брат, Том Джейкобс, выехали примерно в одиннадцать часов утра, что было очень удобно. Машина Торрио находилась на ремонте, и он не вызвал постоянного водителя. Джек Гузик, уехавший в Новый Орлеан по делам, отдал Торрио Lincoln вместе с шофером, Робертом Бартоном, невысоким темноволосым мужчиной по кличке Бобби.
Пока Торрио занимался делами, Анна ходила по магазинам. Они встретились, чтобы вернуться в квартиру на Сауз-Клайд-авеню, 7011. Тома Джейкобса с ними не было.
В четыре часа дня начало темнеть. Уолтер Хильдебрандт рассчитывал отдохнуть субботним вечером, потому что почти закончил развозить груз для прачечной Oriental Laundry Company. Оставалась одна посылка на улице Клайд.
Семнадцатилетний сын дворника Питер Виссерт из Сауз-Клайд авеню, 6954, сидел на вершине лестницы (дом располагался по диагонали от дома Торрио).
Миссис Джейн Патнэм проживала в доме 7016 – напротив дома Торрио. Во второй половине дня Джейн выглянула в окно: внимание привлек роскошный черный блестящий Lincoln. На этой узкой улице, предназначенной исключительно для людей среднего класса, нечасто можно было увидеть личного шофера в коричневой ливрее! Машина остановилась около дома 7011. Прежде чем шофер вышел, чтобы открыть заднюю дверь, с другой стороны из автомобиля вышел мужчина в синем пальто. Ба! Да это же мистер Лэнгли!
[95] Он помог жене (у нее было много пакетов). Как и другие, живущие в этом квартале, миссис Патнэм приветливо кивала ему при встрече. По мнению всех соседей, Торрио был успешным брокером на Ла Сейл Стрит.
За углом, на 70-й улице, на протяжении часа стоял серый Cadillac с работающим двигателем, припаркованный так, чтобы с водительского сиденья была видна квартира Торрио.
Анна Торрио, в сером пальто с поднятым лисьим воротником, несмотря на плюсовую температуру, не дожидаясь мужа, поспешила вперед. Перед дверями она обернулась, чтобы открыть дверь спиной. Анна увидела, что Бобби Бартон держит пакеты, а муж отходит от машины с покупками. Но кроме этого Анна увидела людей, выходящих из Cadillac.
Винсент Друччи остался за рулем, Хейми Вайс вышел с дробовиком, а Джордж Моран обежал Lincoln, держа в руке револьвер калибра 45. Они совершили ошибку, открыв стрельбу по тяжелому кузову машины, вместо того чтобы вести прицельный огонь.
Одна пуля попала в ногу Бартона, чуть ниже колена. Торрио, бросив пакеты, бросился к дому. Сделав с полдюжины шагов, попал на линию огня, чего как раз не хватало боевикам. Моран попал в правую руку Торрио, заставив развернуться на месте. Отступая назад, Торрио попытался выхватить оружие, но теперь его поймал Вайс. Торрио был ранен в челюсть, легкие, пах, ноги и живот. Моран попытался сделать контрольный выстрел в голову, но у него закончились патроны. Анна стояла в ужасе.
В это время Вальтер Хильдебрандт повернул фургон на Клайд, и Друччи подал сигнал уносить ноги. Морану казалось, все дальнейшие действия излишни: в теле Торрио виднелись рваные дыры, нижняя часть лица и шея представляли сплошное месиво. Моран не стал перезаряжать оружие и побежал за Вайсом обратно в машину. К чести Вальтера Хильдебрандта, он кинулся следом, успев заметить, что у Cadillac не было номерных знаков.
Бобби Бартон сел в Lincoln и уехал.
Анна Торрио подбежала к мужу и потащила за плечи, чтобы укрыться в вестибюле.
Наблюдавшая из окна напротив миссис Патнэм позвонила в полицию. «Скорая помощь» доставила Торрио в больницу Джексон-Парк.
Томас Дж. Конли, дежурный сержант, прибывший на место преступления, заметил пробитый пулями Lincoln, делающий странные повороты, и отправился следом, пока машина не остановилась у аптеки, расположенной в одном квартале на юг и трех на восток от дома Торрио. Ковыляющий водитель отправился звонить Капоне.
Обезумевший Капоне ворвался в больницу: «Их поймали, Джонни?» Выяснив, что произошло, Капоне зарыдал, повторяя: «Это сделала банда! Это сделала банда!» И, обращаясь к помощнику прокурора штата Джону Сбарбаро, добавил: «Я смогу рассказать больше, когда он поправится».
Жизнь Торрио висела на волоске, раны выглядели смертельными. Торрио грозила еще одна опасность.
Сицилийцы были уверены: пули, вываренные в луковом настое и натертые чесноком, непременно вызовут некроз тканей, если их сразу не извлечь. В то время господствовало заблуждение, что чеснок, смешанный с порохом, обязательно ведет к гангрене. Современная медицина утверждает – это сущий вздор: чеснок способствует развитию инфекции не больше, чем другие посторонние вещества. Но в середине двадцатых годов лечащие врачи Торрио, Оменс и Бирн, не отрицали такой возможности. Торрио умолял прижечь раны – такое лечение гангрены считалось лучшим.
Гангстеры держали рот на замке. Капоне понятия не имел, кто это сделал, – возможно, люди, расстрелявшие его машину двенадцать дней назад. Трудно сказать. Он добавил: «Нет оснований предполагать, что Джонни Торрио расстреляли друзья Диона О’Бэниона. Они были хорошими друзьями».
Торрио отказался назвать убийц: «Конечно, я знаю, кто они, – сказал Джон репортеру, лежа в постели, – но больше ничего не скажу». Когда с вопросами обратились к Анне, она ответила: «Какой смысл рассказывать полиции?»
Молодой Питер Виссерт рассказал все, что видел. На предъявленных фотографиях без колебаний опознал Джорджа Морана. Позже еще два раза выбрал Морана на опознаниях.
«Нет, – заявила Анна Торрио, когда полиция привела Морана в больницу, – этого человека там не было». Как и муж, она заявила, что не сможет опознать нападавших. Невзирая на это, полиция притащила Морана к постели Торрио, вместе с Вайсом, Друччи и многими другими. Врачи протестовали, утверждая, что такое постоянное нарушение режима мешает восстановлению пациента, а Торрио твердо заявил: «Не нужно сюда никого приводить, я все равно не буду заниматься рэпом» (в то время слово «рэп» на сленге подразумевало опознание, а «бам рэп» – злобную ложную идентификацию).
Полицейские арестовали Капоне, допрашивали в течение ночи и отпустили восвояси. В ночь допроса к больнице подкатили три машины. Один из мужчин вошел вовнутрь и заявил старшей ночной медсестре Дороти Бек, что хочет повидать своего приятеля Джона Торрио. Дороти популярно объяснила ночному визитеру, что сейчас не время посещений, и госпожа Торрио категорически запретила свидания, за исключением членов семьи и ближайших друзей. Мужчина продолжал настаивать, пока Бек не добавила, что в палате Торрио дежурят двое полицейских. На следующий день Капоне услышал о попытке визита и приехал в клинику. «Пока я здесь, – сказал он, – Торрио никто не потревожит». Для Торрио выделили три палаты: посередине находился он, Анна расположилась справа, Капоне – слева. Двое полицейских в форме охраняли двери, еще двое дежурили на лестничной клетке, другие были расставлены в коридорах и следили за входом.
В первые дни врачи пребывали в отчаянии: у Торрио началась лихорадка, пульс прыгал, в рану на шее все-таки попала инфекция. Тем не менее на пятый день врачи сообщили, что началось улучшение, а на следующий употребили слово «поправляется». Девятого февраля, всего через три недели после стрельбы, Капоне контрабандировал Торрио по пожарной лестнице и увез в закрытом седане.
