Аль Капоне покидает зал судебных заседаний в Чикаго. 24 октября 1931 года.
Благодеяния Капоне обходились не дороже, чем гостеприимство, но определенно пробуждали в людях особенную любовь к нему.
Прежде чем смертельно поссориться с Капоне, Теодор Энтон любил рассказывать, как дождливым вечером он потащился в ресторан, продавать газеты.
– Сколько у тебя осталось, парень? – спросил Капоне.
– Кажется, около пятидесяти.
Капоне вынул $20:
– Брось газеты, – сказал Капоне, помахав купюрой, – и беги домой к маме.
Нищие, мошенники, бывшие заключенные, люди, имеющие за плечами тяжелый жизненный опыт, воспринимали Капоне как легкого в общении и открытого человека. Полицейский в отставке до сих пор вспоминает историю пожилой женщины, которую выдворили из квартиры за неуплату. Капоне отрядил грузовик, чтобы собрать скудные пожитки несчастной старушки, выброшенные на тротуар. Его люди бережно собрали вещи и перевезли в новую, оплаченную Капоне квартиру.
Дело было не в личных переживаниях Капоне. Содержатели различных заведений в Сисеро обеспечивали нуждающихся углем (на зиму), пищей и одеждой. Капоне не был исключением. Когда случился биржевой крах 1929 года, Капоне одним из первых открыл ряд кухонь, где бесплатно кормили супом.
Возможно, он навязал содержание этих кухонь частным компаниям, возможно, некоторые лавочники Сисеро не получали от Капоне полной оплаты. Тем не менее, когда годы спустя А. Дж. Либлинг
[119] посетил Чикаго, водитель такси вспоминал Капоне как хорошего парня, кормившего бедняков в годы кризиса.
«Можно говорить про Аль Капоне все, что угодно, – говорила женщина, которой в 1927 году было шестнадцать, – но если люди были в отчаянии и нуждались в помощи, он помогал, не ожидая ничего взамен». Ее сын, сержант-детектив из полиции Сисеро, с детства впитывал эти истории: «Мои люди, – говорил полицейский, – воспринимали Капоне как Робин Гуда», и мать повторяла следом: «Правильно, он был как Робин Гуд».
На самом деле Капоне был одновременно и лучше и хуже. К светлой стороне (если не считать рэкет и вымогательство у других бутлегеров и содержателей казино) можно отнести, что Капоне не воровал. Он гордился превращением грабителей и разбойников в полезных членов общества. Конечно, в основном он обирал не богачей, а представителей среднего класса и высокооплачиваемых рабочих, которые могли позволить кружку пива или посещение салуна. Капоне не обижал бедняков: они и так едва могли прокормиться. «Я не знала, что такое соус или стейк, – вспоминала Санта-Руссо Болдуин, одна из девятнадцати детей чернорабочего. – Мы ели только шейные кости. Но было много спагетти – с горохом, фасолью, маслом, поэтому мы не голодали. Отец делал вино. Люди вроде него не заглядывали в пивную кружку, не говоря уже о подпольных салунах, кабаре и азартных играх.
С другой стороны, Капоне не давал нищим сколько-нибудь значительных средств на регулярной основе (помимо приступов благородства).
До Робин Гуда ему было далеко.
Капоне управлял огромной растущей империей благодаря великому таланту управленца, которым восхищались даже критики.
Посетители офиса Капоне в Metropole обнаруживали его в одной рубашке, сидящего за рабочим столом, заваленным бумагами, с одновременно звонящими девятью телефонами. Разговоры с Капоне постоянно прерывались срочными запросами на получение инструкций и различных решений. Однажды Тони Берарди попросил встречи, чтобы сделать несколько фотографий. Он часто боксировал по вечерам в четверг в любительских поединках, проводящихся в тренажерном зале Сильвио Феретти. Тони нравился страстный поклонник бокса Капоне. Прежде чем Берарди открыл рот, Капоне поднял глаза и спросил:
– Тони, ты действительно думаешь, что можешь постоянно меня беспокоить?
– Аль, ради бога, я пришел сделать твои фотографии, а не звать на ринг. Но, если хочешь, пойдем к Сильвио и наденем перчатки.
– Малыш, – вздохнул Капоне с ощутимым сожалением и посмотрел на стол, заваленный бумагами, и на трех-четырех человек, ожидающих ответа босса, – у меня нет на это времени.
Люди из команды восхищались Большим другом, чувствовали себя элитой из-за того, что работали на Капоне. «Капоне нанимает только джентльменов», – хвастался Гарри Доремус, один из ближайших соратников. – Они должны прилично выглядеть, обладать хорошо поставленной речью, а не разговаривать на языке головорезов. Капоне нанимал людей с осторожностью и требовал соответствующего внешнего вида и соблюдения правил поведения.
Капоне любили не только за щедрость. Люди восхищались его могуществом. Однажды у одного из секретарей Капоне возникла телефонная заминка с представителем суда. Взяв трубку, без предварительных переговоров, Капоне произнес имя человека, вызвавшего некоторые проблемы, а затем рявкнул: «Кажется, я уже говорил, что его следует уволить. – Стоящий рядом секретарь услышал какие-то скрипы на другом конце. – Или ты забыл? – продолжал Капоне. – В следующий раз не забывай!»
Вне офиса в общении с людьми Капоне был по-настоящему галантным джентльменом.
«Он всегда прикладывал руку к головному убору, – вспоминала женщина, выросшая в районе, который Капоне посещал во время проверок перегонных установок. – И был образцом вежливости». Иногда она встречала босса в золотых очках, в которых Капоне никогда не фотографировался.
Капоне проявлял вежливость и при общении с полицией. Джозеф А. Рефке был новичком, когда впервые увидел Капоне. «Эй, Джо, – сказал партнер, указывая на огромный припаркованный Сadillac, – это Аль Капоне. – Рефке высунул руку из окна патрульной машины и приветственно помахал: «Привет, Аль!» – «Мы были незнакомы, – вспоминал Рефке, но Капоне махнул в ответ и улыбнулся: «Здравствуйте, офицер!» Казалось, он испытывает к уличным полицейским искреннюю симпатию. «Я ничего не имею против честного полицейского, несущего нелегкую службу, – сказал однажды Капоне. – Кого было нельзя купить, я переводил на места, где они не могли причинить вред. Но не говорите о честности полицейских начальников или судейских. Если они не покупались, то просто теряли работу».
Однажды полицейские получили информацию, что в одном из офисов Капоне на Сауз-Сайде скрывается беглый преступник. В штаб-квартире находились только боевики Капоне, которые при виде полицейских сбросили оружие в кучу. Полицейские гордо предоставили конфискованную артиллерию начальству.
«Вам кто разрешал это делать?! – зарычал капитан. – Живо унесли все обратно!»
В то время стандартная угроза для провинившегося полицейского звучала следующим образом: «Еще одна подобная выходка, и тебя ждет Хегесвич!» Леопольд и Леб оставили там тело Бобби Фрэнкса, рассудив, что его попросту некому будет обнаружить.
