– О, ничего, совсем ничего, – рассмеялся в ответ Капоне.
– Вы что, никогда не сидели в тюрьме? – поинтересовался капитан после того, как Капоне перечислил все аресты и задержания.
– Никогда, – с гордостью подтвердил Капоне. – Ни минуты.
В другой части мэрии детективы Мэлоун и Криден совещались с окружным прокурором. В 10.15 он обратился к коллегии присяжных, и уже в 10.25 у штата Филадельфия было готово обвинение. В 11.30 судья Джон Уолш начал разбирательство дела. Детективы обследовали зал суда с оружием в руках, а в коридорах патрулировали полицейские в форме.
Капоне казался невозмутимым и приветливо помахал рукой присутствующим.
– Сколько весит ваш бриллиант? – спросил один из них, глядя на яркий блеск Jagersfontein.
– Одиннадцать с половиной каратов.
– Стоит около $50 000?
– Вы прекрасно разбираетесь в камнях.
Примерно в четверть первого, после совещания с судьей, Лешмич на несколько минут подошел к клиентам и что-то серьезно говорил им несколько минут. Капоне покраснел, но кивнул в знак согласия с адвокатом. Лешмич обратился к судье: клиенты изменили отношение и признают себя виновными. «Отлично», – согласился судья Уолш и дал каждому по году тюрьмы, не удаляясь на перерыв.
Это было самым суровым наказанием за нарушение, которое обычно каралось штрафом или, в худшем случае, девяносто днями тюрьмы. Капоне отправлялся в тюрьму на значительно более долгий срок, чем ожидал.
– Вот и перерыв, дружище, – сказал он поручителю, покидая зал.
История с арестом Капоне мгновенно получила широкую огласку. Глава Комиссии по предупреждению преступности Чикаго Фрэнк Леш решил: «Теперь стало возможным избежать мести соперничающих бандитов», следователь Пэт Рош назвал этот шаг Капоне «отчаянной мерой, чтобы избежать смерти». Мэр Филадельфии Гарри А. МакКи считал, что Капоне «был рад попасть в тюрьму, чтобы уклониться от убийц, стоящих на пути». Адвокат Капоне, Корнелиус Хаггарти, допускал нечто подобное. Газета The New York Times писала: «Капоне сидит в тюрьме только потому, что сам хочет».
В любом случае скорость принятия решения – чуть более шестнадцати часов от ареста до тюрьмы – казалась беспрецедентной и подозрительной. Филадельфийская Record высказалась прямо: «Лицо со шрамом, Аль Капоне, умышленно посадил себя».
Не все приняли такой поворот событий. Сестра Капоне, Мафальда, отказалась верить, что обожаемый брат окажется в таком положении. «Он никогда не садится в тюрьму, – закричала она, услышав, что в 12:50 Капоне доставили в окружную тюрьму Филадельфии. Во Флориде Мэй Капоне также пребывала в сомнениях: «Зачем ему отправляться в тюрьму? – недоумевала Мэй. – Это единственное место, куда Капоне никогда не стремился. Он любил говорить о Европе, о Палм-Бич, о знаменитых гоночных трассах и больших боксерских состязаниях, но о тюрьме… О, нет, это не для Аля».
Зачем он носил оружие? С момента ареста в Джолиете Капоне решил, что оружие будет носить телохранитель. Почему у него не было денег для выхода под залог? Почему не сработала ни одна из обычных задержек вынесения приговора? Зачем Капоне признал себя виновным?
Естественно, детективы, непосредственно осуществляющие арест, отрицали вариант подставы. «Этого достаточно, чтобы отбить у любого копа желание продолжать работать, – возмущался Шуи Мэлон. – Мы поймали преступников. Они вооружены и опасны. И тут все загалдели: это подстроено».
Едва ли Мэлоун мог сказать что-то более убедительное. Впрочем, как и сам Капоне: «Я не сдавался. Я здесь потому, что просто попался. Если бы не проклятая прокладка головки блока цилиндров, только бы меня и видели в Филадельфии». С другой стороны, что еще он мог сказать? Если бы Капоне сознался, что сдался, и друзья, и враги решили бы, что он обыкновенный трус. Позже Аль Капоне говорил: «Невозможно заработать мою репутацию, прячась по тюрьмам».
Тюрьма, в которую вскоре перевели Капоне, добавила ему репутацию крутого парня.
В тюрьме Мояменсинг содержались осужденные на короткий срок или ожидающие суда. После ночи пребывания там Капоне и Рио перевели в Холмсбург, обычную окружную тюрьму на северо-восточной окраине Филадельфии. Эта была темная, сырая крепость, стоящая у реки Делавэр. Двор тюрьмы прорезал зловонный ручей.
Одна чикагская газета злорадно писала: «Тюрьма Холмсберг известна в криминальной среде как самое жестокое место отбывания наказания, какое можно найти между двумя океанами. Руководство тюрьмы славится рукоприкладством. Одному заключенному очень повезло вынести из этой тюрьмы только ревматизм, и ничего более серьезного».
Качество еды было ужасным.
Капоне побрили, костюм за $135 cменили на белую хлопковую рубашку и серо-голубые шаровары, c широкими черными полосами по швам. Белую шляпу-борсалино заменила серая тряпичная кепка. «Тут как-то не очень уютно», – заметил Капоне, беседуя с начальником тюрьмы.
Зачем Капоне выбирает город с такой жесткой тюрьмой? Почему не Чикаго или соседний округ, где, как показала практика Драггэна, Лейка или Торрио, условия содержания не были столь обременительными? Ответ лежит на поверхности: как отмечал Джон Стидж, на всей территории штата Иллинойс полиции было запрещено проводить обыски без ордера или личные досмотры без явных намерений задержанного совершить преступление, а практика арестов за незаконное ношение оружия вообще была прекращена. Но почему же тогда не Майами, где тюрьма размещалась в высотном задании с зарешеченными окнами, из которых открывался превосходный вид на залив Бискейн? Капоне собирался прожить в Майами остаток жизни, поэтому не видел резона лишний раз давать повод для озлобления оппозиции, с которой уже пришлось столкнуться.
Вероятно, Капоне ожидал провести в спокойном Моямесинге девяносто дней или около того – достаточный срок, чтобы гангстерские страсти утихли. К несчастью, Капоне не сумел полностью просчитать ситуацию. Общественность Филадельфии недавно была поражена крупным коррупционным скандалом, разоблаченным Большим жюри. Как заметила одна чикагская газета: «Филадельфия жадно вцепилась в заманчивую возможность показать Чикаго, как вершится правосудие».
Одновременно по каналам Еноха Наки Джонсона из Нью-Джерси пришла информация, что, невзирая на уверения детективов Филадельфии, арест и последующее заключение были хорошо разыгранным спектаклем.
Холмсберг был не единственной тюрьмой, но, отсидев десять месяцев (при хорошем поведении), Капоне, похоже, не собирался с ней расставаться.
Глава 22
Держите Капоне!
Выдвижение нью-йоркского губернатора Альфреда Смита
[163] в качестве кандидата в президенты от Демократической партии в 1928 году было не менее диким, чем гипотетическое выдвижение Большого Билла Томпсона.
