Как загадочно.
– Если ты подразумеваешь увеличение суммы, должна тебя разочаровать, не все можно купить.
– Я понимаю и вижу, как много значит для тебя это место.
Кэссон замедлил шаг, и Жюстин подумала, что путь до ее дома может занять вечность. Вокруг пели сверчки, в воздухе разливался дивный хвойный аромат.
То, что он провожал ее до дома, сбивало с толку. Она готова бороться с ним устно, однако тело готово сдаться ему.
Жюстин нахмурилась и остановилась.
– А почему ты сейчас не можешь мне сказать?
– Есть кое-что, что я должен показать тебе, но нет с собой. Завтра днем мы рыбачим, так что, я думаю, вечер идеально подойдет.
Она едва не подпрыгнула, когда зазвонил его телефон. Он достал его и, посмотрев на экран, нахмурился.
– Да, Ронни. В чем дело?
Голос Ронни был хорошо слышен.
– Это Энди, Кэс. У него поднялась температура, и я боюсь, что может случиться приступ. Надо отвезти его в больницу.
– Я еду. – Он убрал телефон и сжал руку Жюстин. – Поговорим завтра.
Кэссон свистнул Луне, и они скрылись в темноте.
Он помчался в коттедж. Его сердце стучало в горле. Он ворвался в дом и увидел Энди. У мальчика руки и ноги были горячими. Ронни положила ему мокрое полотенце на лоб. Ребенок стонал и не мог открыть глаза.
Кэссон взял его на руки и отнес в машину, а Ронни пристегнула и села рядом. Кэссон нажал на педаль газа и понесся в детскую больницу, молясь, чтобы их не остановили за превышение скорости.
Энди зарегистрировали в больнице в полночь, но к тому времени, как поставили капельницу и провели несколько стандартных анализов, было уже четыре утра. Его перевели в палату. Хотя температура упала, врачи настаивали на том, чтобы понаблюдать состояние мальчика, учитывая недавнее лечение. Ронни и Кэссон сидели у постели Энди, по очереди проваливаясь в состояние дремоты. Около семи часов утра пришел врач и сказал, что вряд ли это был приступ, тем не менее порекомендовал обратиться в больницу, где мальчик проходит лечение.
Ронни решила, что лучше всего отвезти Энди домой и записаться на прием к лечащему врачу. Кэссон хотел отвезти их, но она заверила, что справится сама и позвонит ему, как только доберется.
Кэссон отвез ее в коттедж. Ронни собрала вещи.
– Будь осторожна на дороге.
Он смотрел, как она выруливает на дорогу, чтобы ехать за мальчиком. Войдя в дом, он мимоходом погладил Луну по голове и, не раздеваясь, рухнул в кровать.
Кэссон проснулся через три часа, чувствуя себя совершенно разбитым. Проверив телефон, увидел, что Ронни прислала эсэмэс-сообщение, в котором говорилось, что они добрались до дома и она сообщит ему о любых изменениях в состоянии Энди. Отправив ответ, он пошел в ванную.
Побрившись, встал под душ, позволив теплым струям воды снять напряжение в мышцах. Намылившись гелем, он сморщил нос. Что это за запах? Напоминает о Жюстин. На бутылочке было написано «Благоухающая Роза». «Чудесно», – подумал Кэссон. Он всегда хотел выйти из душа, благоухая розой.
Он быстро вытерся, обернул полотенце вокруг бедер и прямо в таком виде пошел на кухню варить кофе. Потянувшись за кружкой, краем глаза заметил какое-то движение у входной двери и повернулся. С кружкой в руках и полотенцем, обмотанным вокруг бедер.
Сквозь окошко входной двери на него смотрела смущенная Жюстин.
Глава 13
Она уже собиралась отвернуться, но было поздно.
Он заметил ее. Она опустила руку, жалея, что не успела постучать в дверь. Он не выказал никакого беспокойства по поводу того, что на нем лишь полотенце. А она пыталась не позволить себе блуждать по нему взглядом, пока он шел к двери, и сосредоточилась на его лице, сейчас гладко выбритом.
Он великолепен. Чертовски привлекателен.
Кэссон открыл дверь, и она выпалила:
– Энди в порядке? Он вернулся из больницы? Я приготовила для него куриный суп и лимонные кексы.
Жюстин замолчала, понимая, что слишком много болтает, и посмотрела на контейнеры, которые держала в руках.
– Очень мило с твоей стороны, Жюстин, – улыбнулся Кэссон. – Температура спала. У него взяли анализы. Думаю, он просто переутомился, с его ослабленной иммунной системой любая активность не на пользу. Доктор посоветовал Ронни наблюдать его. Так что они вернулись домой. Заходи. – И он взял у нее контейнеры.
Она испытывала желание, глядя на него. Когда же он поставил контейнеры на стол в кухне, почувствовала, как горят щеки. Она погладила Луну, медленно обернулась, надеясь, что он уже ушел переодеваться. Но он по-прежнему находился на кухне.
– Думаю, мне надо одеться более прилично, – усмехнулся он. – Я скоро вернусь.
– Эм-м. В общем, поскольку Ронни и Энди нет здесь, ты можешь сам съесть суп и кексы.
Жюстин старалась смотреть только на его лицо.
– Ну, или мы можем съесть кексы с кофе сейчас. А суп пригодится для ужина. Давай разделим суп, если ты еще не запланировала вечер.
Кэссон повернулся, чтобы уйти, но остановился и посмотрел на Жюстин.
– Поскольку ты здесь, мы могли бы поговорить, я покажу тебе то, о чем говорил вчера. Но, думаю, ты будешь более восприимчива к моим словам, если я прилично оденусь.
Когда дверь за ним захлопнулась, Жюстин вздрогнула и вышла из ступора. Глубоко вздохнула и вытерла пот со лба. Сегодня выдался теплый день, но ей было невыносимо жарко оттого, что она увидела Кэссона полуголым.
Интересно, что такого он собирается ей сказать, что у него припасено в рукаве? Он думает, это может как-то повлиять на нее, склонить чашу весов в его пользу.
Жюстин взяла себя в руки. Не важно, что он собирается показать, это не ослабит ее решимость.
– Чувствуй себя, как дома, – усмехнулся Кэссон, вновь появляясь на кухне с большим коричневым конвертом.
Он переоделся в черную футболку и выцветшие джинсы. Как бы ей хотелось, чтобы он не выглядел так чертовски привлекательно.
Она отодвинула стул и села. Кэссон налил им кофе, поставил на стол молоко и сел за стол. Потянувшись, взял один кекс и, откусив, подвинул контейнер Жюстин.
– М-м-м, спасибо за завтрак.
– Я уже ела, спасибо.
Она многозначительно посмотрела на конверт. Он уже пытался вручить его, но она отказалась. Очевидно, он уверен, что содержимое конверта развеет ее сомнения относительно продажи.
Что ж, она позволит ему хотя бы показать планы и чертежи.
– Послушай, Жюстин, у тебя есть планы на вечер?
– А что?
– Это долгий разговор.
– Не представляю, что можно так долго обсуждать. В общем, не надейся.
